она, конечно, будет его презирать еще сильнее. Получится ли нынче ее увидеть? Станет ли она с ним разговаривать? Флори пристально смотрел на могучую, с четверть мили шириной, реку. На том берегу стайка людей, и кто-то, в изумрудном гаунбауне, подзывает плывущий мимо сампан. А посреди реки огромная индийская баржа еле-еле ползет против течения; для каждого рывка десяток худющих дравидов забрасывают длинные примитивные весла с лопастями в виде сердечек, а затем, резко откинувшись, тащат их обратно – сгибая-разгибая черные гуттаперчевые фигурки, продвигают громоздкую посудину на ярд-другой. И снова, будто в агонии, бросают тела вперед, снова гребут, сражаясь с мощью сносящего баржу потока.
– А теперь, – внушительным тоном объявил мистер Макгрегор, – перейдем к главному пункту сегодняшней повестки дня, к наиболее, э-э, я бы сказал, терпкому вопросу о приеме в клуб представителя коренного населения. На предыдущем обсуждении…
– Какого дьявола! – перебил Эллис, от возбуждения вскочив со стула. – Мы что, опять начнем об этом? После всего, что было, рассуждать насчет приема к нам кого-то из черномазых? Теперь-то даже Флори, я думаю, бросил свои проклятые затеи!
– Наш друг Эллис, кажется, удивлен? Мнения, я полагаю, успели отстояться.
– Успели, черт подери! Заявили мы свое мнение! Ей-богу…
– Может быть, наш друг Эллис несколько успокоится и на минуту присядет? – со стоической терпимостью предложил мистер Макгрегор.
Чертыхаясь, Эллис откинулся на стуле. Флори наблюдал, как бирманцы за рекой, подтянув сампан к берегу, хлопотливо стараются погрузить в лодку какой-то длинный неудобный сверток. Мистер Макгрегор извлек из стопки своих бумаг официальное письмо.
– Вероятно, я должен подробнее разъяснить предысторию вопроса. Комиссар провинции известил меня об указании правительства пополнить клубы, не имеющие в составе лиц коренной национальности, по меньшей мере одной таковой персоной, кооптировав ее, можно сказать, автоматически. В тексте указа говорится, в частности… м-м, да, вот это место: «Любого рода моменты оскорбительного социального отторжения заслуживших высокий ранг чиновников-аборигенов следует считать политически ошибочными». Здесь, друзья, я посмею возразить, выразив свое категорическое несогласие. Как, без сомнения, и все участники нашего собрания. Мы, кто честно трудится на местах, смотрим на подобные вещи совсем иначе, нежели те… э-э… столичные политики, которые пытаются повсеместно утвердить свое мнение. И в этом отношении комиссар со мной совершенно солидарен. Однако же…
– Все это чушь собачья! – снова рванулся Эллис. – Какое тут дело комиссару или кому другому? Мы что ж, уже не можем и в нашем чертовом клубе распоряжаться? Нет у них никакого права диктовать нам, что делать, как себя вести, когда мы не на службе!
– Точно! – кивнул Вестфилд.
– Друзья, вы забегаете вперед. Я сообщил комиссару о безусловной необходимости
