прости многолетнего пня!Я уехал, но ты же мне снился…
Ты не дом… Ты мне больше – родня!
Ты принять старика согласишься?
Заслезились от дождика стёкла,
на крыльце разгоняло листву:
«Проходи… Телогрейка промокла…
Быть по-твоему – быть торжеству!»
Старый дом наслаждался лучами
и печною трубою коптил,
горевал он, конечно, ночами,
но за всё человека простил…
Солнечный пятак
Луч заглянул в окно,
бросил пятак на сукно.
Жёлтый пятак лежал,
гранями он дрожал.
Кошка нашла пятак,
дома теперь кавардак!
Портили когти сукно,
а пятачок за окно.
Солнце, не нужно так.
Впредь, не бросай пятак!
Кошка хитрющий зверь,
ей никогда не верь!
Хватит благих попыток,
щедрость твоя в убыток.
Покинутая
Скамейка у дома. Курящие люди.
Извилистой струйкой мелькает в кустах
табачная дымка. На кухне на блюде
картошка начинкой лежит в пирогах.
Ребёнок щекочет другого ребёнка
– весёлые игры. Пока далеко
взросления время. С коляской бабёнка.
В красивых глазах пелена. Не легко
без мужа остаться – не бил бы подлюка,
заврался, запился, к другой убежал.
Она не такая: ни дура, ни злюка,
и сердце разрезал любовный кинжал
ему! Понимаете? Вспомнила… Хватит!
Курящие люди ушли в никуда.
Веселье семейное слышится в хате.
Скамейка у дома. С коляской вдова…
Пустынный ветер
Пустынный ветер гнал грозу,
пытаясь действовать упрямо
всё время бил усердно прямо,
желая травы сжечь внизу!
Восточный призрак – жар палящий
песком пустынным степь ласкал —
мельчайшей пылью стёртых скал,
что были древностью летящей!
Безумство вихря в дикой пляске,
когда кружился мир вокруг —
восточной ведьмы чёртов круг,
что едет в демонской коляске,
сжинал дары, даруя гибель
зелёным травам. Ветер гнал
грозу сухую с тёмных скал
в пустую даль – свою обитель!
Крах искусства
«Конец июля. Шум в дубравах
резных листов. Кидает тень
Андрея дуб. Прошли забавы,
настал счастливый новый день,
любовь несущий…» – славный гений
увидел связь высоких чувств
в природе русской, в плясках тени,
грядёт падение искусств
чрез много лет… К брусчатке прочной
один делец прибьёт «своё»,
другие будут в церкви ночью
кричать безумное враньё!
Быть может мир резвится дико?
Быть может мир стремится пасть?
И вновь расходится он криком,
с ухмылкой
