24 октября, Адриенна, Анастази и Виржини подъехали к крепости Ольмюц в Моравии. Ничего идиллического они не увидели: обрывистые скалы, темные ели, старинные зубчатые стены со следами турецких приступов. Приближаясь к сумрачной крепости, маркиза при одной только мысли о том, что вскоре увидит своего Жильбера, так вдруг ослабела и могла бы лишиться чувств, если бы не поддержка Анастази.
– Надеюсь, мамочка, вы не упадете в обморок в ту самую минуту, когда мы наконец сможем объединиться? – осведомилась молодая девушка.
По правде говоря, семейная жизнь начиналась престранным образом. Сначала, несмотря на письмо императора, которое вручила Адриенна, мать и дочерей обыскали, забрав все деньги и ценные вещи. Затем тюремщик сопроводил их по сырому коридору и вывел во двор. Во дворе надзиратель, который, разумеется, не знал ни слова по-французски, махнул рукой, указывая на низкую дверь с засовами и замками.
– Господи! – прошептала Виржини. – Неужели мы в самом деле увидим папу? А ведь император сказал, что с ним хорошо обращаются!
Адриенна предпочла промолчать. Надзиратель отпер дверь, за ней обнаружилась вторая, тоже запертая не на один замок, и когда, наконец, была открыта и эта, то они вошли в полутемную камеру. С трудом рассмотрели они находящегося в ней человека. Он был неузнаваем – сгорбленный, бледный, истощенный, в лохмотьях…
У Адриенны вырвался крик ужаса, и узник вздрогнул. Он поднял голову, присматриваясь к вошедшим. Честно говоря, он едва мог их разглядеть впотьмах.
– Жильбер, – прошептала несчастная женщина. – Неужели вы нас не узнаете?
На какое-то мгновение она подумала, что муж ее лишился рассудка. Но он уже, захлебываясь от рыданий, плача и смеясь одновременно, бросился к ней в объятия.
– Вы, сердце мое? Уж не сон ли я вижу?
Супружеский поцелуй длился долго. Дочери смотрели на родителей улыбаясь и терпеливо дожидались своей очереди. Отцу было трудно узнать дочерей: они не виделись три года. Но он то и дело повторял, что они будут жить очень счастливо.
Хотя трудно было себе представить, какое счастье может их ждать в подобных условиях. Госпоже де Лафайет было разрешено делить с мужем то, что с трудом можно было назвать камерой, дочерей поместили в соседней тюрьме. Каждый день в полдень их приводили под конвоем повидаться с родителями, и они вместе обедали. Пища была достаточно обильной и вкусной, но, кроме еды, у бедных узников ничего не было, они были лишены даже самых простых, самых необходимых вещей. Ели руками. Как могли, латали свою одежду и все-таки ухитрялись смеяться над нечеловеческими условиями, в которых жили. Они были вместе, и они преодолевали невзгоды с мужеством, которое вызывало восхищение даже у тюремщиков. Адриенна была счастливее всех. Впервые в жизни муж был рядом, его не отнимали у нее ни любовницы, ни государственные дела – никто и ничто! И она искренне желала – и так и говорила! – чтобы такая жизнь не кончалась никогда.
У господина де Лафайета на
