чай назвали в честь тебя, – вскипятив воду, Паша высыпал в руку несколько сухих, скрученных в комочки тёмно-зелёных листиков и предложил мне понюхать. Листики пахли чем-то весенним, как черёмуха или сирень. Пересыпав заварку в чайник, парень наполнил его до самого верха кипятком, накрыл крышечкой и тут же разлил светлый напиток по пиалкам.
– Он называется Те гуань инь. В переводе – «железная богиня», – сев рядом, Паша добавил жарким шёпотом. – Ты божественно хороша в купальнике! Так красива, чиста и хрупка, а внутри – острый металл и дикий огонь! И это ещё сильнее заводит!..
Позабыв вдруг про чай, он повалил меня на кровать и начал несдержанно целовать. Сперва в ямочку на щеке, потом в уголок рта, потом, долго-долго, в губы. И вот уже его язык щекочет мне шею, а пальцы, расстегнув несколько верхних пуговиц блузки, обнажают плечо. Я и оглянуться не успела, как он ловко освободил меня от кофточки и лифчика. По предплечьям от его откровенных прикосновений пошли мурашки. Наверное, в этот раз всё бы и произошло, но вдруг Паша склонился к моему уху, провёл ладонью по голове и, запустив пальцы в волосы, поцеловал свежеподстриженные кончики.
Меня тряхнуло – прямо как во сне. Я выскочила из-под него. Почему-то стало так противно и страшно, что взгляд затуманили слёзы.
– Эй, ты что? – он удивлённо прервался. Его тёплые шоколадно-карие глаза смотрели на меня, не моргая. – Я ещё не сделал тебе больно, а ты уже плачешь. Так не пойдёт…
Уставившись на парня, я пыталась «развидеть» на его месте Светлоликого, но отделаться от воспоминаний никак не получалось. Реальность и сон сплелись воедино. Создалось впечатление, что я схожу с ума.
Паша отстранился и, сев на кровати, опрокинул в себя залпом чашку чая. Вздохнул озадаченно. Снова повернулся ко мне:
– Послушай, малышка. Я не хочу тебя неволить. Просто вчера мне показалось, что ты готова. Но если ты не настроена, я не буду к тебе приставать. Не реви.
Прикрывшись одеялом, я запоздало мотнула головой и заныла в нос:
– Нет, дело не в тебе, Паш. Понимаешь, на меня столько всего навалилось, что я одна уже не справляюсь. Наверное, мне нужно выговориться…
– А, вот оно как… – вкрадчиво протянул парень, прижимая меня к груди. – Малыш, следовало начать с этого. Расскажи, что случилось?..
Обняв его, я вцепилась ему в плечи, и слова вылились из меня одним огромным, холодным водопадом. Я выложила ему всё. Про сложные экзамены. Про свою московскую депрессию. Про то, что с трудом могу находиться в квартире, где родилась и выросла. Про дурацкую встречу с бывшим. Про дружескую попойку папы и дяди Ромы, перешедшую в вокальный дебош. И, в конце концов, про то, как я стала чужой для родителей из-за бессердечного гипноза Чернова. Хотела рассказать и про остров, но при одном воспоминании о Светлоликом язык онемел и приклеился к нёбу.
Паша слушал, не перебивая, и легонько поглаживал меня по спине. И только когда речь зашла о его научном руководителе, он вмешался:
– Знаешь,
