верь, хочешь нет, а я её, кажется, тоже видел, – вздохнул Драгомир и направился к своему шатру, который уже успели расставить.
Глава 5
Млада сидела, скрестив ноги и протянув их ближе к костру. Хотелось впитать всё тепло, исходящее от него, наполниться им до краёв, чтобы больше не мёрзнуть. Никогда. Теперь лёгкий мороз, пронизывающий желтоватый от солнечного света воздух, казался даже приятным. А волны мягкого жара от огня ласково омывали лицо. И кто из воинов раньше мог бы сказать, что столь простое удовольствие будет желаннее всего на свете.
Два невероятно тяжелых дня и три ночи минули, словно их и не было. Лишь намело кругом сугробы едва не до пояса, да остались в памяти обрывки кошмара, который чем дальше, тем казался всё менее реальным. Тёмное небо, ветер, рвущий иголки с елей, и снег. Такой прорвы снега Млада никогда не видела. Оказывается, раньше-то ей приходилось путешествовать больше по иссушающей жаре или дождю и сырости, но никогда – в холоде, от которого зуб на зуб не попадал.
Три ночи она провела в палатке с Роглом у одного бока и сотником Вагни – у другого. И если привычный к такой погоде верег постоянно отвлекал всех вокруг болтовнёй, позволяющей забыть о холоде, или бранился на своём языке, напоказ обращая проклятия к небу и вконец озверевшим немерским духам, то вельдчонок попросту молчал. И почти не шевелился. Время от времени Млада даже толкала его в бок, чтобы проверить, жив ли он ещё. Тогда в её сторону обращался мрачный взгляд чёрных глаз, мальчишка плотнее кутался в кожух, твёрдо поджимал обветренные губы и снова замирал, как истукан.
Путь рядом с отроками, вопреки ожиданиям, похоже, не улучшил его с ними отношений. Парни, которые сами-то чуть больше седмицы назад прошли Посвящение, глядели на него теперь и вовсе свысока. Даже старостов внучок Брамир, уже полностью освоившись в окружении старших, задирал нос так, что едва не спотыкался. Но при Младе обращать нападки на пленника они не решались. Только разумения большого не надо, чтобы разгадать многозначительное выражение на их лицах, когда они принимались в который раз между собой обсуждать Рогла. Многие из них теперь считали себя кметями и даже могли ими называться. Да у Млады язык не поворачивался. Те же сопляки, что и раньше, даже усы гуще расти не стали.
И как бы вельдчонок ни прикидывался, что толки отроков вовсе его не беспокоят, а всё равно почти постоянно напоминал звенящую от напряжения тетиву. Вот и сейчас сидел рядом, сложив руки на коленях, и не сводил взгляда с костра. О чём думал – одним Богам известно. Возможно, жалел, что ушёл из лагеря вельдов – там он хотя бы считался своим. И как бы ни был плох его отец, а сына жреца остальные наверняка за пустое место не держали. И не клевали насмешками, точно стервятники дохлятину.
А может, в который раз он желал смерти Зорену. За то, кем родился, и за то, что родился вообще.
Младе не хотелось оставлять его одного. Наверное, в первый раз она и правда почувствовала, что ответственна за него. И в первый раз ей не было это в тягость. Как будто продуваемая всеми на свете ветрами ночь сызнова выстроила между ними зыбкий и ненадёжный
