было…
И сказано с такой потаенной яростью, что у меня все волоски на коже дыбом становятся от понимания, что Умаров мне не верит!
Он не верит!
Пауза после его слов повисает. Глухая. Тяжелая. Игра в гляделки, в которой я, конечно же, проигрываю, сдаюсь первой.
Поэтому чтобы хоть как-то скрыть свое замешательство, выполняю просьбу тире приказ Марата.
Все же беру чайник, наполняю его водой и шум струи из-под крана как-то успокаивает. Включаю плиту и поворачиваюсь, чтобы лоб в лоб столкнуться с темным взглядом мужчины, который вальяжно проходится по кухне, отодвигает стул и садится за стол.
Не отнять у него умения выглядит подобно королю в любых условиях. Даже на моей кухне миллиардер выглядит как на очередной своей конференции, кладет руки на стол, скрещивает пальцы в замок и глаз с меня не сводит, этакий терпеливый зритель в ожидании представления.
С трудом выдерживаю тяжесть его взгляда. Умение олигарха продавливать отшлифовано на высочайшем уровне, только я уже не вчерашняя девчонка, так жестоко брошенная им.
– Ты ведь мне не веришь? – выговариваю, устало вздыхая.
– Нет, – рубит словами.
Как всегда прямой, как шпала. А мне становится жутко от того, что мы остались с ним совершенно одни на этой кухне, и я чувствую его ярость каждой клеточкой своего тела, а в его глазах…
Его синие глаза темнеют, превращаются в черные непроницаемые бездны. Страшный он. И, скорее, его слова не угроза, Марат действительно сейчас решает, что именно со мной сделать и в какой последовательности…
Впрочем, ни один из вариантов развития этой ситуации меня не устраивает.
Понимаю с отчаянием. Что мне во что бы то ни стало надо убедить Марата поверить мне, но я не знаю, как именно это сделать…
Думаю усиленно, пока, наконец, не решаюсь задать вопрос, который не дает мне покоя:
– Неужели ты не хочешь взглянуть на дочь?
Откидывается на стуле, наклоняет голову к плечу. Снайпер, прицеливающийся к добыче.
После моих слов прищуривается. Как прицел фокусирует, а у меня пальцы дрожать начинают, чтобы скрыть тремор, в кулаки их сжимаю, но Марат и этот жест отслеживает.
– На твою дочь? – спрашивает с нажимом, а у меня в горле першить начинает, в глазах жжет.
– У нее есть имя, Марат. Ее зовут Мира…
Смотрит исподлобья. Опасный сейчас. Дикий. С возможностями Умарова он может растоптать меня своими начищенными до блеска ботинками, вкатать в грязь и не заметить этого. Ровно как и сейчас не замечает, какую адскую боль причиняет своим неверием.
– Сколько нужно на лечение?
Спрашивает резко. В голосе рокот грома слышен, а я дар речи теряю.
– Сколько?! – повышает голос и добивает меня, спрашивая: – Пять миллионов? Десять? Пятнадцать? Двадцать? Какая сумма заставила тебя прийти ко мне и умолять, надеясь, что я куплюсь на фейк о том, что ты родила от меня?!
Каждое
