лучами по щекам. Я не сразу вспомнила, где нахожусь, и блаженствовала в дреме. Сегодня день моего совершеннолетия. Вечером придут гости, я в первый раз надену взрослое платье, и все станут смотреть на меня по-новому. Надарят подарков! Самым первым, конечно, придет поздравить Патрик…
Патрик! Ужас вчерашнего вечера хлынул в душу мутным потоком.
Я распахнула глаза. Кошмар наяву продолжался. Меня окружали изъеденные временем и влагой стены, мрачные даже в утреннем свете. Я лежала, закутавшись в грязные тряпки – одежду, оставленную предыдущими смертниками.
Не шевелясь, потихоньку огляделась. Где эта лживая тварь? Он не мог спрятаться в браслет, потому что я не приказала ему убираться. Значит, все еще здесь, замер каменным изваянием и пялится на меня огненным взглядом. Удивительно, что дырок на мне не прожег, пока я валялась без сознания!
Я так ясно представила его злобную физиономию и сжатые в кулаки руки, что картина, которая предстала перед глазами, когда я наконец увидела джинна, заставила меня несколько раз быстро моргнуть.
Джинн сидел, поджав под себя скрещенные ноги, в квадрате солнечного света, падающего из узкого оконца. В его глазах больше не плясали языки пламени, это были обычные глаза, разве что чуть темнее привычных карих. Он выглядел как… Человек! Молодой мужчина, разве что чуть старше Патрика. Ничего потустороннего и жуткого в его облике я не видела, просто парень, выходец из южных земель – смуглый, черноволосый. Джинн вертел в пальцах соломинку, золотившуюся в лучах солнца, и разглядывал ее с таким любопытством, будто сто лет не видел ничего интереснее. Вот он поднес ее к носу и понюхал.
Безобидный облик джинна сбил меня с толку, слова «Я желаю, чтобы ты вернулся в заточение!» замерли на губах. Я приподнялась на локте и сказала:
– Ты на самом деле хочешь моей смерти?
Глупый вопрос, я знаю. Легче мне станет, когда я получу в ответ «Да»? Или я надеялась услышать другое?
Взгляд черных глаз ожег, как горячие угли.
– Мне не дозволено желать чего-либо, – бесстрастно, по своему обыкновению, сказал он, помолчал и добавил: – Но, если бы меня спросили, чего я желаю, я бы ответил: «Забвения».
Теперь он смотрел на браслет, все еще надетый на мою руку и спрятанный широким рукавом рубахи. Я села и приподняла ткань, снова, как в первый раз, изучая вместилище джинна. Странная работа, варварская и будто сделанная впопыхах. Бабочка эта оплавленная… Почему бабочка?
– Ты думаешь… – медленно произнесла я. – Что меня казнят, снимут браслет с моего тела, переплавят в металл и больше никто не сможет тебя призвать?
По сузившимся глазам джинна я поняла, что угадала верно.
– Тюремщики народ простой и не побрезгуют поживиться вещью, снятой с покойника, это правда, – продолжила я, осторожно подбирая слова. – Наверняка они решат, что я его украла. И все же кому-то из них может прийти в голову мысль, что это необычный браслет. Достаточно показать его любому ювелиру, и станет ясно, что вещица стоит целое состояние. А коллекционеры вроде герцога Алдона готовы душу отдать за подобный артефакт. Говорят,
