>А столько надежд было на этот вечер!
И подумаешь! Ну, подарил он вчерашней любимой жене ожерелье, а сегодняшней платок на плечи, так что?! Вопить надо?! Ногами топать?! Драку учинять?! Ну, не успел придворный ювелир ещё одно ожерелье склепать, не успел!
Халиф трагичным жестом схватился за голову. Это ж ему теперь ещё сто двадцать семь ожерелий придется заказывать…
И кто вообще эти гаремы придумал?! А?!
Халиф резким движением выхватил любимый коврик, нажал на правильные лепестки управления, и коврик плавно взмыл вверх, с балкона, унося его от всех этих склок, жен и разбитого вдребезги парадного сервиза.
На сто пятьдесят семь персон, на минуточку! А! Плевать!
Здесь с высоты коврового полета всё это казалось не важным.
И ожерелья, и сервиз, и …Ну, подумаешь, наведут служанки порядок! Выметут все волосы.
Халиф нервно хихикнул. Может быть, даже новый парик соберут. Из того, что соберут.
Вдруг в только, только начинающийся внутренний покой ворвалось нахальное птичье карканье.
Стая птиц совершенно не понимающая ни придворного этикета, ни банального чинопочитания, окружила мирно сидящего в позе лотоса на летящем коврике халифа, почти оглушив его.
Самая наглая подлетела, и что-то очень нелицеприятное каркнула ему в лицо, а затем…
Положила плюшку не слишком приятного аромата прямо на цветы управления!
Коврик резко вырвался из-под контроля, вошел в пике, и начал терять высоту.
Судорожно сжатые пальцы халифа, вцепились в края коврика, гримаса ужаса исказила благообразное лицо, встопорщив всю бороду.
Спустя несколько крайне неприятных минут попыток выровнять полет, халиф начал прощаться с жизнью, и почти потерял сознание.
Коврик, резко снизившись, то есть, упав, брякнулся всем халифом о землю.
Сознание потерялось совсем.
Открыв через некоторое время глаз, один, второй было страшно открывать, халиф увидел громадный, намного больше его собственного глаз напротив.
Второй из-за суженного поля обзора увидеть не удалось.
Глаз недоуменно моргнул. Халиф выпал в обморок обратно.
Очнулся лежа на мягкой лежанке. Осмотрелся. Рядом никого не было. Ощупал себя. Вроде цел. И даже жив.
Послышались гулкие шаги.
В высокие двери помещения вошел…ДРАКОН!!!
Халиф закрыл глаза. Открыл. Дракон стоял на месте. И протягивал ему чашу с чем-то.
–Не бойся, твоё великолепие, – прогудел Дракон, – я тебя спас, есть не собираюсь, – Дракон чуть брезгливо поморщился, – но ты мне теперь должен.
– За что?! – проскрипел умученный гаремными долгами халиф.
– За спасение, неужели не ясно?! – Дракон смотрел на халифа спокойно, но почему-то возражать ему не хотелось, – ты теперь мой личный халиф. Попробуешь поспорить?
– Ай! – слабо отмахнулся рукой халиф, – мне после моего гарема уже ничего не страшно! Знаешь, что они мне учинили?!
– Нет. Расскажешь?
Халиф почувствовал себя лучше, настолько, чтобы начать жаловаться на свою тяжкую долю, в свете жизни с гаремом.
Дракон слушал так внимательно и сочувственно, что халиф рассказал ему всё.
Про склоки жен. Про происки их мам. Ой, да, всё, всё рассказал.
Дракон из мужской солидарности кивал головой, и в нужных местах пускал дым и пар из ноздрей.
Хорошим он оказался парнем!
И головастым.
Потому и вопрос он задал правильный:
– А чего ты всё это терпишь? Почему не оставишь себе одну жену?
– Да как же выбрать?! – возразил халиф, – у пятой мне глаза нравятся, с сто двадцать седьмой такая талия, у пятьдесят шестой то, что ниже талии…. А знаешь, как седьмая поет?!
Дракон покачал головой. И продолжил слушать.
Спустя пару часов исповеди халифа, Дракон предложил ему такое, что у халифа аж настроение поднялось!
Наутро в гареме, дивно встревоженном вчерашним исчезновением их господина, и не до конца выясненным обстоятельством главенства и любимости, появился гонец.
Мужского пола. Но пернатый.
Птиц прилетел. Дракон наложил на ту стаю епитимью с отработкой.
Птиц каркнул, перепугав жен, и выплюнул свиток.
Старшая
