и герои, или убийцы. В такие времена надо делать нравственный выбор.
И я его сделал.
Ростовская область, близ Зернограда. Военный аэродром. 20 апреля 2021 года
– Так, задницы оторвали, и на выход! Живо, живо! Поживее, еще разгружаться надо! А то паллеты на горбу тягать заставлю…
Ну, заставить он, конечно, не заставит – прошли те времена. Весь груз запаллечен, к стоянке уже подогнали грузовики и погрузчики, норматив на разгрузку полностью загруженного семьдесят шестого – двадцать минут, и это по мирному времени. В военное – пятнадцать.
Но из самолета все равно надо выметаться.
Вместе со мной в самолете летели какие-то подозрительные морпехи, целая группа. Двадцать человек. Говорю – подозрительные, потому что вроде по разговорам пехи, а форма не черная, не пеховская – какой-то странный камок, похожий на A-Tacs, американский – одинаковый у всех. Скорее всего, это и есть спутники. Спецназ морской пехоты[1]. Прибыли сюда на практику…
С пехами отношения всегда были напряженные, что у десанта, что у серой махры[2], и потому в одном городе никогда не размещали пехотную и морпеховские учебки – разгромят весь город. На меня поглядывали с интересом, причем интересом конкретным и недобрым – видимо, не могли точно определить, кто я такой. Но нашим бортом с отпусков летели несколько офицеров, в том числе полковник, а за драку в самолете можно было огрести по полной, тут и до разрыва контракта недалеко. Так что не решились. И правильно. Потому что с собой у меня нож из очень твердого пластика, я его ношу везде – на всякий случай. И если в шею или в печень я бить не буду – свои все же, – то в бедро запросто могу засадить. Раны от этого ножа скверные и заживают плохо…
Нас никто не встречает – трудно было бы предполагать иное. Офицер построил этих подозрительных пехов, с кем-то переговорил по телефону, и они строем двинулись куда-то на другой конец аэродрома – видать, метла[3] за ними прибыла. А мне, скорее всего, попутку придется искать…
Ладно, все норм. Раз-два левой. Раз-два левой…
База была реновированной, еще во времена Советского Союза она принадлежала авиации ПВО, потом ее забросили. Сейчас восстановили, потому что в нескольких десятках километров на запад Украина.
Фашистская Украина…
До сих пор не верится, что есть фашизм. Вот прямо фашизм, настоящий, дистиллированный фашизм. Такой же, как в сорок первом, такой же, как тот, что пошел на нас войной. Не верится в то, что люди могут серьезно думать, что одна нация изначально выше другой. Что «рабив до раю не пущают»[4]. Но они так думают. Мы для них – рабы. А они получаются – рабовласники. Господа. Точнее – господари, как они говорят. Здесь господарь украинец… Еще один лозунг, имеющий хождение на той стороне…
Я не застал в живых своего деда – он погиб. В Афганистане. Погибший или побывавший на войне дед – снова норма для нашего поколения. Эта война, ставшая по большей части легендой, как легендой стала Великая Отечественная, до сих пор живет в нашей семье в виде портрета деда с черной, траурной каймой. Портрет не парадный – полевой, дед стоит в странного вида военной форме и шляпе у борта транспортного вертолета, с оружием. Фотографироваться перед вылетом – очень плохая примета, но он ее в этот раз нарушил. Как чувствовал, что не вернется из этой миссии живым…
Отец тоже воевал – на Кавказе. Сейчас он уже генерал-майор. В учебке из-за этого меня опасались преподаватели, а от сверстников здорово доставалось. Но я благодарен им – потому что благодаря этому я выучил одно правило: при напролом и будь готов ко всему. Тогда отстанут. Когда пришла пора разбираться с гоп-компанией местных дедов, я пронес в казарму подходящий обломок кирпича. Засунул его в карман – и получил приличное ударное оружие типа кистеня. Три сотрясения мозга, считая мое, пара переломов и несколько ранений осколками стекла – с тех пор больше ко мне никто не докапывался. От дисбата меня спас авторитет отца, а в госпитале я даже подружился с теми, кто решил «воспитать» генеральского сыночка. Как мне объяснили – мы ж не знали, что ты «ломом подпоясанный»…
Узнали. Мне всегда интересно было – неужели для того, чтобы понять, что не надо лезть к человеку, надо получить от него сотрясение мозга?
Видимо, воспитание в генеральской семье все же накладывает некий… отпечаток интеллигентности… в военном ее понимании.
Идти через здание базы мне почему-то расхотелось… Не знаю почему. Возможно, я привык ходить через забор – на крайнем курсе полковник Золотарев вообще запретил нам ходить через двери училища, говоря, что спецназовец должен и через стену пройти, если к тому будет необходимость. Так что как мы только не проникали в свою альма-матер, это надо было видеть. Аэродром охранял спецбат – специальные батальоны охраны, тренированные по нормативам
«Спутник» – ранее так назывался центр подготовки морской пехоты Северного флота. Затем спутниками стали называть всех спецназовцев морской пехоты.
Пехота, мотострелки.
На сленге – транспортный вертолет.
Один из лозунгов теперешней Украины, настолько популярный, что его печатают на футболках, и футболки носят люди, которые не считают себя фашистами и это – фашизмом. Хотя представление нации или этнической группы как «рабов» если и не фашизм, то огромный шаг навстречу ему.
