осторожно спросить, чего она в них ищет, только отмахнулась.
– Мне просто надо понять, что здесь происходит, – сказала она, почувствовав его обиду. – А у тебя, кажется, дело.
Дело.
Да чтоб его, это дело… Которое он, если боги снизойдут до Эдди, все-таки сделает, пусть даже и криво. Повезло девчонке. И ему тоже. Шаман недоученный… дед бы, верно, сразу понял бы.
Или нет?
А Эдди…
Дверь тихонько приоткрылась, потянуло душной темной Силой, от которой кулаки зачесались. Да и сам некромант ныне вызывал одно лишь желание: дать в морду.
Или это потому, что Милисента тоже заперлась, как и матушка? Правда, не в нумерах, а в особняке. Отдыхает она. И встретиться никак не может. Когда будет готова, всенепременно почтит визитом. Ага. И лысый хрен, который это говорил, смотрел на Эдди с насмешечкой. А Чарли вовсе исчез.
Выходит, никому-то он, Эдди, особо не нужен?
А некромант так, под руку подвернулся.
– Ты выглядишь бледным, – заметил Бертрам. – Могу я чем-то помочь?
Эдди покачал головой.
– Пройдет. Сейчас пожрать принесут. Извини.
– Ничего. – Некромант протянул руку. И Эдди принял. Оперся. Закряхтел, как старик. – Удалось что-нибудь выяснить?
– Повезло. – Эдди разгибался медленно, пытаясь справиться и со слабостью, и с головокружением. А всего-то пару минут поговорил. – Она определенно жива. Вполне здорова.
– Погоди. Ты не будешь против, если я позову отца? Следовало бы сразу к нему обратиться, но… мы подумали, что сами справимся.
Эдди махнул рукой.
Да пусть хоть всех зовет. Какая разница?
Только бы…
– И пусть накрывают на стол. – Голос Бертрама звучал словно издалека. В голове шумело. Сильна девочка… если Эдди едва не пластом лежит, то ей и вовсе должно быть худо. Или нет?
Он свою Силу знает плохо.
А она?
– Твоя сестра, – Эдди так и стоял, опираясь обеими руками на столешницу… – у нее сильный Дар.
– У Эвы? Да… и у нее, и у Виктории, но… понимаешь. – Кажется, некромант несколько смутился. – Не то чтобы это вовсе какая-то запретная тема. Скорее, не принято об этом говорить. Тем более что Дар такой… своеобразный.
– Неприличный?
– Маменька полагает, что да. На самом деле, будь она мужчиной, многого добилась бы.
Эдди хмыкнул. И промолчал.
Пока.
Потом он очнулся уже за столом, осознав, что сидит и ест. И сидит давно. Ест… кажется, тоже давно. И что рядом сидит Берти.
И отец Берти.
И женщина в темном платье, чем-то весьма напоминающая матушку, должно быть взглядом, полным печали и мягкого упрека.
– Извините, – сказал Эдди, проглотив кусок чего-то сочного и кислого. – Сил много пришлось потратить, и… вот.
Слабое оправдание.
Женщина мяла в руках кружевной платок. И синие
