часто били? – спросила я.
– Бывало, но я умею защищаться, это ерунда, гораздо хуже, когда не замечают. Я помню, лет в 10 был на соревнованиях. Я проиграл тогда. Я вообще очень стрёмно дрался всегда, но родичам зачем-то хотелось, чтоб я научился самозащите. А после была церемония поздравлений – вручались грамоты, медали, взад-вперёд сновали родители, тренера, все улыбались, о чём-то переговаривались, фотографировали других детей. Отец ждал меня в машине, и меня никто не замечал, все смотрели сквозь меня, я был пустое место, безликая прозрачная кукла среди живых и видимых людей. Чувство тотального одиночества охватило меня тогда. Одиночество – это когда тебя не фотографируют, не видят. Это когда все есть, всем хорошо, а тебя нет, для них – нет, но для себя-то ты есть и остро чувствуешь своё несуществование для других.
– А мне всегда казалось, что одиночество это когда нет других, и только ты в абсолютной единственности на пустой улице. Знаешь, а мне иногда хочется, чтоб меня не видели, жить, как нарисованная картинка на стенке. Всё видеть, всё слышать, всё чувствовать, но не быть. Мир кажется таким ужасным, люди страшат, я не понимаю, кому верить. Ты же смотрел эти ролики про пытки. Я не знаю, зачем жить в мире, где такое возможно. Даже не просто возможно, а как бы норма, а иногда даже доблесть. Я не хочу быть причастна к такой жизни.
– Но ты уже причастна к ней. Нам не дали выбора, рождаться или нет.
– Но ведь выбор не жить, когда не хочется, у нас есть? Или нет? Или хотя бы не принимать участия?
– Если ты ни в чём не будешь принимать участия, ты пройдёшь мимо жизни. Тогда смысл вообще жить?
– А смысл есть?
– Не знаю, я ищу. Самое лёгкое – сказать, что всё бессмысленно, и, ничего не делая, просто просрать жизнь.
2
– Ты опять гуляла с этим странным мальчиком с вашего класса? – Маман оторвалась от телефона и, взмахнув чудовищно большими ресницами, уставилась на меня. Я в очередной раз подумала, что мама день ото дня всё больше становится похожа на куклу. Диковинная дорогая кукла, из разряда: «Ух ты, и глазки открываются, ух ты, и ротик, говорит».
– Да, с Мишей, – отозвалась я, проходя к своей комнате.
– У вас с ним что-то есть?
– У всех людей друг с другом что-то да и есть.
– Не передёргивай, ты понимаешь, о чём я? Мне бы не хотелось, чтоб ты с ним общалась.
– Почему?
– Он может научить тебя дурному.
– Чему дурному? Носить юбки?
– Он же гей, правда?
– Не факт, но даже если так. Тем более, мне ничего не грозит.
– Всё это – противоестественно.
– В природе столько всего противоестественного, что на деле оказывается вполне естественным и привычным. Ты знаешь, например, что морские котики
