Марию. И не понимала, как нужно так удариться лбом, чтобы была такая ссадина. Вдруг Мария нагнулась поднять упавший на пол платок, оголилась немного шея. Вся она была в синяках.
– А как же ты шеей-то ударяешься? Меньше голову задирай, да всё хорошо будет. А то нос у тебя уже выше лба торчит. Важничаешь тут. Сама припёрлась к отцу моему из леса, так вот и живи теперь, ясноглазая…
Мария быстро замотала платком шею, и, согнувшись, пошла в свою комнату.
Так Евгенька догадалась, что отец бьёт Марию.
Ранней весной Пётр Николаевич уже еле передвигался по дому, а потом и вовсе слёг.
Из моложавого мужчины превратился в древнего старика, а было ему всего 38 лет от роду.
Евгенька побеспокоилась, вызвала опять врача.
До этого все её старания не увенчивались успехом. Отец велел даже на порог доктора не пускать. А когда ходить уже не смог, то и не сопротивлялся больше.
– Ходить не будет, – дал заключение врач. – Паралич его неизлечим, да и лёгкие долго не прослужат. Вот рецепт, как поддержать ненадолго. А там смотрите сами.
А потом обратился к Евгеньке:
– А ты, красавица, не хочешь ли медсестрой подработать? Не хватает нам силы рабочей. Все бабы то в поле, то при детях. А у тебя вроде никого.
Евгения не ожидала такого предложения и даже возмутилась:
– Да чтобы я… Да с больными… Да никогда, тьфу, аж плохо от одной мысли стало. Тут вот к отцу подойти боюсь, а другие мне и подавно не нужны.
– Ну-ну, – медленно протянул врач, – время нынче такое, девонька, что спесь на хлеб грошей не даст.
Война! И это вам ещё тут хорошо живётся. Купцов победнее уже не счесть. Торговля встала, как лёд на реке зимой.
У меня зять утопиться хотел, нечем расплатиться за товар, а я ему местечко санитаром подыскал.
Копеечка к копеечке получается понемногу. И товар за бесценок можно пристроить. Так что ты подумай, девонька. Надолго всё это, не оклемается Россиюшка быстро.
Когда начинались политические речи, у Евгеньки отключалась голова. Она терпеть не могла все эти прогнозы, представления, что, как и когда будет.
– Не дожить бы до этого, – послышался голос Петра Николаевича. – До того не дожить бы, когда дитю моему придётся копаться в чужих ранах.
Евгенька махнула рукой и вышла. Теперь каждый вечер перед сном она приходила к отцу в комнату.
Пётр Николаевич чаще молчал, чем говорил.
– Я Ивана хочу управляющим сделать. А перед смертью поделю по-честному всё, что имеется.
– А ему-то за что? – возмутилась Евгенька.
– Так чтобы о тебе заботился – задобрить парня надобно, – Полянский говорил еле слышно.
– А с женой твоей что мне делать? Заботу о ней я проявлять не намерена, папенька. Уж больно скверна на слова жена твоя.
– А о ней
