до костей. Седовласый мужчина, лежащий на берегу, закрывает лицо руками, но это помогает слабо – он весь промок настолько, будто бы сам стал морской водой. Это был бы лучший исход, ведь так холод и страх навсегда отступят, как уйдёт и тоска по далёкому дому вместе с грустью о погибших товарищах.
– Уилл, Матиас, Сергей, Том, Андрей… – бормочет он имена друзей, пусть те больше никогда не отзовутся. – Рик, – вспоминает он собственное имя. – Ричард.
Пока волна отступает, Ричард медленно поднимается. Колени подгибаются, в ладони впиваются острые грани камней, от чего в полумраке на берег капает кровь. Но он помнит, что нельзя сдаваться, иначе…
* * *
Тамара просыпается от будильника, но глаза не открывает. Его мелодия подобна грому, оглушительной волне, сбивающей с ног. Как же там будет спасаться тот мужчина? Кто он? Ей хочется как можно дольше помнить этот сон, ведь кажется, что там, на холодном морском берегу, всё по-настоящему. Более по-настоящему, чем её собственная скучная студенческая жизнь.
Будильник звонит второй раз. От некогда любимой мелодии Тома морщится и всё-таки открывает глаза, а после встаёт, но лишь затем, чтобы взять в руки скетчбук. Образ мужчины настолько яркий, что до сих пор сохраняется в памяти, будто бы там, среди чёрных камней, остался кто-то хорошо знакомый. И пусть Тамара уверена в том, что видит пожилого мужчину в первый раз, относиться к нему с безразличием не получается.
– Какие красивые глаза, прямо как грозовое небо, – бормочет Тамара. – Прямо как у мамы. Наверное, поэтому он и показался мне знакомым. Давно я ей не звонила, кстати…
Наплевав на то, что до первой пары остаётся меньше получаса, Тамара берёт в руки смартфон и набирает номер матери.
Длинные гудки длятся слишком долго.
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – сообщает ей механический голос. «Опять телефон где-то оставила, и он разрядился?» – думает Тома, но в глубине души переживает. А что, если сон был предупреждением? Он ведь такой яркий, живой, даже немного пугающий. Тамара до сих пор чувствует солоноватый запах моря, а пронизывающий всё тело ветер и сейчас будто бы охлаждает воздух в комнате и колышет волосы.
Слишком тревожно. Она вскакивает со стула и начинает расхаживать по комнате туда-сюда. Звонит ещё раз – результат тот же.
Больше ждать Тома не может.
Буквально подбежав к шкафу, Тамара берёт первое, что попадается под руку – серые джинсы и голубую – прямо как её собственные глаза – рубашку. Мама поэтому её и подарила месяц назад, на день рождения. Сказала, что она точь-в-точь такого же цвета, какого были и глаза, унаследованные от отца. Единственное, что осталось от него на память: ни фото, ни личных вещей, даже волосы у Томы мамины: каштановые и до невозможности прямые. А у того мужчины из сна они были длинными и волнистыми, о чём неожиданно вспоминает Тома, но не понимает, чем ей это поможет.
«С мамой беда», – стучит, бьётся в голове навязчивая тревожная мысль.
Тамара одевается быстро и уже через пять минут выбегает из общежития в солнечный сентябрь, так контрастирующий с её настроением и недавним сном.
Вокзал, электричка, стук колёс, растягивающий время во что-то вязкое и бесконечное. Наконец, нужная станция. Как бы Тома не уговаривала, мама не хотела переезжать в город: жила в деревянном домике на окраине деревни, вела скромное хозяйство и была этим довольна. Сейчас Тамара в очередной раз жалеет о том, что мама живёт так далеко от цивилизации, пусть ей и помогают немногочисленные соседи.
Путь до дома смазывается в одно мгновение. Тамара чувствует себя натянутой струной, готовой вот-вот порваться или взорваться подобно шипучему драже. Ассоциация кажется настолько странной и неуместной, что Тома улыбается.
Дом встречает её промозглой темнотой. Свет нигде не горит, печь давно не топлена, разряженный мобильник лежит на столе в прихожей. Мамы нигде нет.
Тамара обходит дом, чтобы убедиться в этом, заглядывает в каждый закоулок, даже поднимается на чердак, который некогда до невозможности её пугал. Да и трудно не бояться, когда на тебя падает что-то большое и мрачное. Пусть это и оказался старый плюшевый мишка с неё ростом, на чердак Тома с той детской поры не поднималась.
Где включать свет, она так и не находит, но благо, штор на небольшом круглом окне под потолком нет, поэтому хоть что-то рассмотреть можно. Мишка так и сидит рядом с люком. Вздрогнув, Тамара проходит мимо. Мишке, по виду, лет тридцать, не меньше. «Чей он, интересно? – думает она попутно: – Мамин?».
Чердак оказывается просто огромным! Томе даже кажется, что он в несколько раз больше дома под ним. Она осматривается, с удивлением понимая, что видит очень много вещей, связанных с морем. Откуда? Мама ни о чём таком ни разу не рассказывала.
Взгляд цепляется за удивительно чёрную
