прочесть записку. Победила Маня, которая с душераздирающим криком: «Я его первая полюбила!» – вырвала у меня флажок. Она с замиранием сердца развернула бумажку.
«Зита и Гита! – гласила записка крупным размашистым почерком. – Подойдите к калитке и заберите то, что лежит под большим камнем слева. И не безобразничайте, все равно никто этого не оценит, потому что все ушли жарить шашлыки на природе».
Мы подошли к калитке, быстро вычислили камень и поддели его древком флажка – в стане врага нужно быть очень осторожным и не прикасаться к чему попало руками. Под камнем лежал маленький пакетик. Мы с замиранием сердца развернули его. В пакетике оказались четыре конфеты «Мишка на севере»!
– Видишь, какой он хороший, – с трудом вымолвила Маня, набив рот вкуснючим шоколадом.
– Угум! Ему явно понравился твой подарок!
– А давай мы еще чего ему подарим! – загорелась Маня.
– Давай, – обрадовалась я. Если за муляж толмы полагались по две шоколадные конфеты на одну девочку, то при продуманном подходе к делу нам могли отсыпать целый мешок шоколадных конфет!
И мы стали прикидывать, чем еще можно удивить Олега.
За короткий промежуток времени мы приволокли к заветному камню букет маков, десяток червивых желудей, горсть малины, большую, насквозь просохшую коровью лепешку, дырявое пластмассовое пятилитровое ведро, пустую пачку из-под вонючих сигарет «Арин-Берд». После недолгих раздумий к живописной куче подарков мы присовокупили какую-то ржавую железяку, назначение которой так и не смогли установить, дырявый резиновый мяч, большой полукруг чаги, выдранный с мясом со ствола бука, килограмм разнокалиберных камушков и целое семейство ядреных, вытянувшихся на радостях от дождя в полный рост мухоморов.
Возвращались мы домой в твердой уверенности, что при виде таких щедрых даров сердце Олега дрогнет, и участь Аси будет горькой!
Так закончился второй день любовного настроения моей Манюни.
Впереди был самый трудный и местами действительно печальный, последний день.
Глава 10
Манюня влюбилась, день последний, или Здравствуй, грусть
Третий день любовного настроения Манюни ознаменовался грандиозным выговором с самого раннего утра. Выговаривали, естественно, мне с Манюней.
– Девочки, я вас совсем не узнаю, – кипятилась мама, – как вы могли натаскать такое количество мусора к калитке тети Светы?! Людям больше нечем заниматься, как за вами мусор разгребать? А главное – зачем вы это вообще сделали?
– Это не мы, – соврала я.
– Надо бы тебе суровой ниткой рот зашить, чтобы ты больше не лгала, Наринэ! Соседи видели, как вы чуть ли не весь мусор с окрестных свалок волокли к тети-Светыному забору! Вы мне хотя бы можете объяснить причину своего неадекватного поведения?
– Это не неадывк… неадвыкват… что вы за слово сказали, теть-Надь? – Манька мяла в руках свою панаму и виновато заглядывала маме в глаза.
– Неадекватное,
