воинская удаль, политическое превосходство и умение шептать боевые заговоры.
Как выросший в обожании и развращающей вседозволенности племянник герцога поймет ее, безымянную, потерявшую дом и родителей и забранную в рабство? Он не смог бы сделать Илиану счастливой: слишком был слаб на ее фоне, этот разбалованный, охочий до обожания, хоть и щедрый парень. Келлфер опасался, что со временем, все же осознав различия, разглядев алмазный стержень за мягкой оболочкой, Дарис станет вовсю пользоваться властью, чтобы доказать себе и Илиане, что он сильнее, и что это обернется для связанной по рукам и ногам девушки кошмаром. Келлфер хорошо знал людей: уязвленные мужчины были способны на многое.
.
Сын, которого Келлфер теперь даже про себя старался называть именем, данным ему матерью, держал Илиану за руку. Она сидела на обернутой холстиной соломе, прямая и недвижимая, и не выдергивала свою узкую ладонь, потерявшуюся в его хватке. Илиана вся замерла, только ресницы ее вздрагивали. Признание сына, не ставшее неожиданностью для самого Келлфера, обрушилось на нее как плита. Чуткие глаза с измененным заговором зрачком уловили блеск на щеке девушки: покатилась слеза, которую сын не заметил. Илиана не стерла ее, чтобы не привлекать внимания, но протянула вторую руку и робко коснулась костяшек пальцев Дариса. От Келлфера не укрылось, что сама девушка от этого прикосновения вздрогнула, тогда как Дарис неспешно повернул к ней лицо.
–Могу я как-то убедить тебя?
–Я и сам осознаю всю отвратительность этого решения! – Дарис вдруг подвинулся к ней ближе. – Меня не нужно убеждать в том, что я не прав. Но я не откажусь от тебя.
Келлфер приблизился к гроту, стараясь не потревожить пламя свечи. Он и сам не понимал, что сделает, если Илиана сейчас закричит, или если Дарис схватит ее против воли. Но знал: если сейчас, находясь в своем уме, Дарис посмеет приказать ей отдаться ему, то сын проведет без сознания все время до их возвращения в Империю.
Мысль о том, как Илиана оказывается в объятиях Дариса, была удушающей.
Чистая, добрая Илиана. Ждавшая спасения от Келлфера, смущавшаяся своего к Келлферу интереса, пытавшаяся скрыть свою симпатию, казавшуюся ей почти преступной и абсолютно обреченной. Бедная Илиана, уничтожаемая тиранической любовью Дариса, увидела в его отце искру хорошего отношения, поверила в его желание помочь и мгновенно привязалась к нему, от безысходности, от боли. К единственному, кто может протянуть ей руку помощи – кто не привязался бы?
С каких пор его вообще заботят такие вещи?! Проклятие!
Келлфер решительно переступил свечу, и отбрасываемый ею свет заплясал на стенах. Дарис обернулся.
–Отец, – тускло констатировал он. – Как я и думал, ты нас слушал.
–Я не скрывал этого, – ответил Келлфер, не глядя на сцепленные руки молодой пары. Пришлось сжать зубы до боли, чтобы не отодрать Дариса и Илиану друг от друга. – Дарис, ты спешишь
