style="font-size:15px;"> Я начала с ля мажор, обернутой в мистическую атмосферу. Даже не думала о том, что собираюсь играть. Перешла к аккордам с глубоким звучанием – основные ноты ми-бемоль мажор, до-бемоль мажор и фа минор. Они образовывали мрачное гармоническое полотно, погружая в таинственный мир, полный тревоги и надежды.
У каждого инструмента своя душа. И иногда мне кажется, что я чувствую ее, когда играю на нем. У Нику мне приходилось играть на разных – какие-то принадлежали ему, какие-то его жертвам. Некоторые из них были рады поделиться со мной своей печалью, некоторые – не принимали, фальшивили сколько не настраивай, и тогда Нику злился…
Нежная мелодия и мощные аккорды – я растворялась в них, изливая свою горечь потери и одиночество.
У рояля в доме Платона тоже есть душа. Она тоскует по своей хозяйке, но почему-то очень рада при этом, что хозяйка сейчас не здесь.
Или я все это надумала?
А пальцы летали по клавишам, создавая мелодию о том, что находится между миром живых и умерших, навеянную, кажется, самим этим домом.
Нику нравилось смотреть, как я играю. Он говорил, что «Пляска смерти» Сен Сана улучшает его аппетит, а "День гнева" Верди – успокаивает. Именно это в какой-то момент и сохранило мне жизнь.
Впрочем, этот же талант и привел меня однажды к Нику. Он восхитился моей игрой, просил не уходить, поиграть ещё и ещё. Он был ласков… поначалу. Я думала, что смогу выбить для нас с мамой лучшую жизнь.
– Зачем же тебе уходить? Останься, – сказал он однажды, и с того дня начался непрекращающийся кошмар.
Я стала для него лишь музыкальным инструментом. Этакой шкатулкой, нажми на которую – и польется мелодия.
Нику знал, куда именно надо "жать".
Но несмотря на то, что воспоминания об игре теперь неразрывно были связаны с этим чудовищем, я не могла перестать любить музыку. Потому что в то время, когда под моими пальцами рождалась гармония – даже в плену, – я была свободна.
Я забыла о времени и месте, я была наедине с мелодией, что звучала все громче и громче.
Тяжелая минорная тема, всё то, что я никому ни за что не рассказала бы о себе сама – вылилось в мелодию. Закончив на высокой ноте, медленно отпустила клавиши.
– Рахманинов «Остров мертвых», – голос, прозвучавший в установившейся на мгновение тишине, оглушил.
Платон стоял в дверном проеме, одетый в дорожный плащ.
Я сглотнула и отшатнулась от рояля, будто бы меня застали за чем-то неприличным.
– Моему брату бы понравилось. Хорошо сыграно.
– А тебе? – зачем-то спросила я. Учитывая, что он безошибочно узнал мелодию, то, видимо, как минимум разбирается.
Он неопределенно дернул плечами:
– Не люблю музыку. Она отвлекает, – отрезал он. – Ты подготовила информацию о родственниках? Я собрался.
Мне собирать было нечего, поэтому я быстро вернулась в спальню и передала ему лист
