мог испытывать бо́льшую страсть, чем мы.
– Америка Сингер, я люблю тебя. И буду любить всю жизнь, – произнес он дрогнувшим голосом, и у меня защемило сердце.
– И я люблю тебя. Ты всегда будешь моим принцем.
Он целовал меня, пока не догорела свеча.
Прошел, наверное, уже не один час, и у меня закрывались глаза. Аспен никогда не переживал о том, что не выспится сам, только о том, что не даст отдохнуть мне. Пора было прощаться. Я устало спустилась по лестнице, прихватив пустую тарелку и честно заработанную монетку в один цент.
Когда я пела, Аспен буквально впитывал каждый звук. Время от времени, когда ему удавалось что-то заработать, он платил мне за пение один цент. Лучше бы он отдавал эти деньги своим родным. В их семье без преувеличения каждый цент был на счету. Но с другой стороны, эти монетки – потратить их у меня не поднималась рука – служили напоминанием о том, на что Аспен готов был ради меня, как много я для него значила.
Вернувшись к себе в комнату, я вытащила из тайника небольшую склянку, заполненную медяками, и отправила туда сегодняшнюю монетку. Она весело звякнула. Потом я минут десять ждала у окна, пока не увидела, как Аспен в темноте спустился с дерева и побежал по тропинке к дому.
Некоторое время я лежала без сна, думая об Аспене и о том, как сильно я его люблю и как чудесно знать, что он отвечает мне взаимностью. Я казалась себе особенной, бесценной, незаменимой. Ни одна королева, наверное, не чувствовала себя более важной, чем я.
Так, с этой греющей сердце мыслью, я и уснула.
Аспен был во всем белом и похож на ангела. Мы по-прежнему находились в Каролине, но вокруг ни души. Нам больше никто и не нужен. Аспен сплел мне из прутиков корону, и мы наслаждались обществом друг друга.
– Америка! – Голос матери ворвался в сладкий сон петушиным криком.
Она включила свет, и я принялась тереть кулаками глаза, пытаясь унять резь.
– Просыпайся. Я хочу кое-что тебе предложить. – Я бросила взгляд на будильник. Самое начало восьмого. Сколько же я проспала – часов пять?
– Ты хочешь мне предложить еще поспать? – пробурчала я.
– Нет, солнышко, давай садись. Мне нужно обсудить с тобой кое-что серьезное.
Я заставила себя сесть на постели, помятая и всклокоченная со сна. Мама принялась хлопать в ладоши, словно это могло как-то ускорить процесс.
– Давай, Америка, просыпайся.
Я зевнула. Дважды.
– Ну и что ты хочешь?
– Чтобы ты подала заявку на участие в Отборе. Я считаю, что из тебя выйдет отличная принцесса.
Я не готова была обсуждать это в такую рань.
– Мама, честное слово, я…
При воспоминании о данном ночью Аспену обещании хотя бы попытаться я тяжело вздохнула. Теперь, при свете дня, я не была уверена, что смогу заставить себя это сделать.
– Знаю,
