личную возрасту, но мы продолжаем именовать его Саруманом Черным, для краткости просто Саруманом, пришлось смириться.
Рядом Фальстаф шумно и со смачным чавканьем бодипозитивиста доедает последний кусок пиццы. На столе по соседству с клавиатурой три пустые чашки из-под кофе и картонная коробка, тоже бодипозитивная, с удвоенным объемом. Сто тридцать кэгэ для современного мужчины признак здоровья, а пузо – солидности и достатка. Борьба с весом проиграна, пришлось находить доводы, что так хорошо, так и надо.
Я без кофе и пиццы растекся в кресле, хреново так, что почти теряю сознание, с усилием сосредоточился, мысленным усилием пригасил свет, бьющий прямо в глаза. В нашем отделе НИИ все подчиняется нашим мысленным командам. Свет, кондиционер, кофейник, открыть-закрыть двери и прочее, а с компом вообще в первую очередь, там повторяющиеся команды, и если есть возможность включить-выключить с другого конца помещения, то глупо топать к столу, чтобы ткнуть пальцем в сенсорную клавиатуру.
Фальстаф вытер рот тыльной стороной ладони, здесь все свои, сказал с раздражением:
– Полночь, а чертов народ еще гуляет! Надо же, чемпионат мира по футболу!.. А утром пробки, центр перекрывали. Ждали команды футболистов Аргентины и Нигерии, а самолет задержали на два часа! И все это время проезда не было. А что вечером будет, когда прилетят немцы, штатовцы и колумбийцы?
Я скосил на него взгляд, даже повернуть голову нет сил. Этот живой и вечно оптимистичный жрун, толстый, как Анна Каренина, но такой же легкий в движениях, хотя если поднимается по ступенькам, пыхтит, как Гамлет, принц датский, сейчас встревожен и мрачен, пусть и пытается скрыть тревогу под ничего не значащей болтовней.
Саруман, наконец, поставил чашку рядом с теми, что осушил Фальстаф, сказал мирно:
– Что делать, время такое. Утром зашел на сайт новостей софта от МейдКлаба, а там их иконка мелким шрифтом, зато крупным – пророчество индийского мальчика о конце света!.. И реклама услуг якутской ведьмы.
– В дикое время живем, – согласился Фальстаф уже чуть оптимистичнее. – Все еще… Берлог, что молчишь?
Я сделал слабую попытку сдвинуть плечами.
– Это мы слишком быстро научились… завязывать галстуки. Остальные еще кроманьонцы, а то и павианы. Мы создали науку, хайтек, они – рэп и бои без правил. Для них чемпион мира по боксу выше академика с его работами по квантовой механике. Но их больше, потому мир подстраивается под них. Демократия это же правление большинства?
Саруман сказал со вздохом:
– Теперь и бокс уже нечто интеллигентное рядом с людоедскими боями ММА. Нам мало, что в дикое время в охотку дичаем по собственному желанию, раз позволено и спонсируется властями, так еще и сами… Ладно, я сверку своей проги закончил. А что у вас?
– Готово, – ответил Фальстаф. – Берлог уже матерится, хоть и молча, но я чую, интеллигент все-таки.
– Пора, – согласился я совсем тихо. – Времени в обрез!
Саруман поднялся в одно движение, что выдает сильнейшее возбуждение, хотя обычно встает медленно, опираясь о подлокотники или край стола.
К двери направился тоже достаточно быстро и суетливо, только привычно пошаркивает растоптанными туфлями.
Я вылез из кресла с трудом, руки ослабели, а ноги почти не держат. Если бы не сильнейшее обезболивающее, подвывал бы, не стесняясь коллег.
Саруман свернул на лестницу в подвал, через два пролета снова дверь, толстая и металлическая, как в банковском хранилище, где золотые слитки на миллионы долларов, но у нас «Алкома-2» в полмиллиарда.
Мужчины попадают к врачу в трех случаях: в первом приводит мама, во втором жена, в третьем привозит реанимация. У меня третий случай. Недавно обрадовали насчет запущенного рака четвертой степени, ласты склею через две недели, зато, как сказали в утешение с мрачным юмором, могу пить и есть что угодно, не обращая внимания на диеты.
Именно потому сейчас вот торопимся закончить то, к чему шли последние пять лет. Да и красивше умереть героем, пошел на почти безнадежный эксперимент! Правда, это для некролога, а так лучше потому, что иначе догнивать под капельницей, когда санитарки выносят из-под тебя тазики говна и меняют простыни, молча желая тебе скорее отправиться в ад.
Саруман и Фальстаф, с которыми, помимо своей работы, тайком корпим еще и над вариантами оцифровки человека, натужно улыбаются и делают вид, что все путем. Вот запустят процесс копирования всего мозга, а там в глубинах компьютера через три часа очнется моя копия. Точнее, я сам, так как при нынешнем способе переноса мозг разрушается, это не copy+paste, а больше похоже на cut+paste.
Рядом с массивными и в чем-то футуристичными блоками «Алкомы» привычное рабочее кресло офисного работника, разве что от него к блокам тянутся десятки толстых кабелей, – беспроводная связь в
