хотела опустить глаза и увидеть на сосках твои пальцы, но боялась.
Боялась. Эта картинка всегда отнимала у меня последнее дыхание.
– Знаешь… я хочу, чтобы… каждая буква… глядела бы на тебя влюблённо… – хрипло прошептала я, облизывая губы. – И была бы… заполнена солнцем… будто… капля росы… на ладони клёна…
Твои руки нащупали пуговицу моих джинсов и медленно стянули их.
Задержав дыхание, я послушно пошевелила коленями, чтобы джинсы скорее сползли, и потёрлась поясницей о твою ширинку.
Я была рада, что стою к тебе спиной; что не вижу твоих глаз.
Когда ты хотел меня, они пылали слишком оголтелым безумием; чересчур.
Ты подхватил меня под бедро и подвинул к нам высокий стул; я встала на него коленом, запрокинула голову и уткнулась губами в твою шею.
И в этот момент всё наше прошлое показалось мне выдумкой.
А осознание, что ты мой, – обострением бреда.
Ты обхватил мой затылок и замер – словно разделяя игру.
Словно строчки поэта должны были давать зелёный свет твоим движениям.
– Знаешь… я хочу… чтобы февральская вьюга… покорно у ног твоих распласталась… – бессвязно прошептала я, коснувшись языком твоего кадыка.
Ты хрипло охнул, и моё сердце безвольно застонало, стуча в твою ладонь.
– И хо…чу… чтобы… мы…
Ладонь в шрамах зажала мне рот – нежно, но крепко.
* * *
Вид твоего тела, что поддаётся моим ласкам, купает мозг в душной, грубой страсти. И я уже не удивляюсь тому, сколько чувств ты способна во мне вызывать.
Гибкая спина, что прижимается к моей груди… Покорно открытая поцелуям шея…
Твоя грудь словно состоит из голых нервов.
Если бы я был терпеливее, я бы часами ласкал только её.
Ты вздрагиваешь, облизываешь губы и умоляюще трёшься бёдрами о мой живот; упрямо шепчешь слова стихотворения.
Я помню его; помню. И боюсь слышать последнюю строчку.
Уступив этому страху, я зажимаю твой рот. Ты смыкаешь зубы на моих пальцах и снова стонешь – приглушённо и томно.
Плавно и податливо.
Я всё ещё разодран, Вера, видишь? Всё ещё разодран на две части.
Одна часть слепо предана тебе и почти не держит оборону.
А вторая часть боится обнимать тебя при них и отчаянно закрашивает воспоминания.
…Нет, ничего этого не было.
Злясь на себя, я поднимаю твоё бедро, медленно сдвигаю в сторону бельё и вхожу в тебя; из губ под моей ладонью плывёт протяжный стон.
Нет, не было никакого пари. Я всё придумал.
Тело заливает горячим удовольствием; поразительно.
Утром. Ведь только утром.
Мне категорически мало тебя; катастрофически недостаточно.
Кровь кипит, но я замираю и неспешно целую твою
