но её не хватило, чтобы решиться на селфхарм.
Сколько же боли было в нём?
Что сказать, чтобы это прозвучало не свысока; не обиходно?
– Ты помнишь День студента? – наконец севшим голосом проговорила она; воспоминание заполнило сердце нежностью. – Помнишь, что я сказала в коридоре?
Подняв уголки губ, Свят мелко кивнул; на его виске забилась вена.
– «Ты не бóльший псих, чем я». И ничто не заставит меня думать иначе.
– Сижу вот на процессах, – проговорил Елисеенко, благодарно погладив её пальцы. – Подсудимого так жалко иногда. Даже если виновен. Некоторые сильно раскаиваются. Щемит прямо. Чужие взрослые мужики. А тут собственный сын. Цепляется за тебя, умоляет. Закрыть его в темноте и слушать этот плач. Полчаса так выдержать… час. Кем надо быть? Как это вообще могли делать люди? Причём считающие себя элитой.
Поёжившись, Свят резко повернул ключ в замке зажигания и ткнул в несколько кнопок на панели. В лицо и к ногам полетели волны тёплого воздуха.
Каждое его движение в адрес машины было демонстративно равнодушным.
В уме он явно уже отыгрывал по ней тоскливую панихиду.
– С тех пор я так ничего и не смог сделать со страхом темноты, – еле слышно сказал он, рассеянно погладив руль. – Да и не делал, по сути. Я знаю, что ты хуже спишь с ночником. Я знаю, Вера. Прости меня.
Устало откинув голову на сиденье, она молча разглядывала подёрнутое дождливым сумраком лицо бойфренда. Казалось, он был бы не прочь расплакаться – горестно и безвольно – но твёрдо считал, что мужчину это не украсит.
А возможно, он давно выплакал все слёзы, что касались этих людей.
Было всё тяжелее выдерживать его горечь и напряжение.
– До переезда из Киева они не делали так, – задумчиво добавил парень; его взгляд казался тёмным матовым стеклом. – А в Гродно будто с цепи сорвались. Когда отец решил переезжать, мать чуть ли не полгода собиралась. Чтобы ничего там не оставить. И всё равно мы всё там оставили.
С Площади донёсся приглушённый звон вечерних колоколов.
– Бабушка – мать Ромы – часто говорила, что в глубине души они… любят меня, – со странным простодушием продолжил Свят. – Но просто не умеют это показывать. «Такого не бывает», – повторяла она, – «чтобы родители своих детей не любили».
– Я думаю, что бывает, – помолчав, сказала Вера. – Но нигде это не говорю.
Уж слишком непопулярное мнение.
В голову так упорно лезли мысли о родителях собственных, что она была готова даже смотреть елисеевский семейный фотоальбом, к месту и не очень ахая при виде полезных Ромкиных регалий и массивных Иркиных колье.
Лишь бы не думать про маму-Свету и папу-Стаса.
Она столько могла бы о них рассказать ему… Но делать это отчего-то не хотелось.
Казалось, сегодня этот салон должен слушать только своего хозяина.
За стёклами
