он не был святым, и в мыслях позволял себе вольности. Желание ни к чему не обязывающей связи было знакомо. Почувствовал потребность любить эту девушку. Странное, ничем не оправданное чувство, глупое, которое следовало изничтожить там же, стоя рядом, вдыхая аромат сирени.
Роман не уничтожил ни своё нерациональное ощущение острой привязанность к абсолютно чужой девушке, к тому же молоденькой, ни свой интерес, ни даже свои дальнейшие действия.
Вместо этого он помчался в книжный магазин, купил продолжение книги, которую держала в руках Настя. Какое – то фэнтези, почти детская литература, пробежав по которой глазами, Роман даже поморщился. Поморщился, купил и занёс, молча оставив на пороге дома, с небольшой запиской – приглашением.
К вечеру, когда он, вопреки здравому смыслу, не поехал в гостиницу, не заглянул к Олегу, а что – то, вернее кого-то ждал. Громыхнула железная калитка, а потом, как – то на удивление робко зашла Настя. Тихо прошептала: «Здравствуйте» и «Спасибо за книги, но не надо было», протянула купюры, оставляя их на столе.
– За лекарства и книги не говорят спасибо, Настя, – на вкус имя «Настя» было тающим и сладким.
– Всё равно, вы чужой человек, это нехорошо…
– Тогда, может, познакомимся поближе? – он даже не подумал, как могут прозвучать его слова, пока не увидел вспыхнувшее личико Насти. – Ты неправильно поняла, просто погуляем, сходим в парк, в кино. Ты любишь кино? Составь мне компанию, я один в этом городе.
– О… а разве вы не женаты?
– Нет. – Роман соврал, не моргнув глазом. Он даже предварительно снял обручальное кольцо. Театральный и жалкий жест, но он поступил так, как поступил.
– Мне казалось, я видела кольцо.
– Тебе показалась, и давай на «ты», я не такой и старый.
– Ладно, – Настя выглядела растерянной, и явно заинтересованной в Романе.
Роман наслаждался неопытностью Насти, её смущением, опущенными глазами и репликами невпопад. Он ликовал внутри, когда она терялась или не знала, что ответить, он радовался, как ребёнок новой игрушке, когда Настя ответила на его прикосновение своим робким. Маленькую, удивительно изящную ладонь, пальцы которой, будь Роман художником, он бы увековечил на холсте, хотелось целовать. Не искать продолжения, не ласкать с прицелом на более откровенное продолжение, а просто целовать. Руки Насти были ценностью сами по себе, как и её губы.
Он до сих пор помнил вкус этих губ. Сумасшедший вкус, дурманящий. Роман не любил поцелуи. Поцелуи – всегда прелюдия к сексу, один из видов предварительных ласк, ведущий к определённой цели. Но целовать Настю оказалось само по себе прекрасно, головокружительно. Он не мог оторваться он её губ. Готов был не отпускать никогда в жизни, слизывать, лакать, съесть каждый вздох, каждый лёгкий укус, каждое дыхание и послевкусие этих чужих губ.
Как она волновалась тогда, через пару дней, когда отношения между ними достигли определённой
