плохо управляемой особы она безусловно внесла.
30.10.2019
Испания
Хор девушек
Недавно прочла, что дети – существа, не способные на сопереживание и полностью сконцентрированные на себе. Но дети, как и взрослые, бывают разные. Я была неврастеником, каким, видимо, остаюсь по сей день. Без конца страдала, сочувствуя всем, хотя в первую очередь, конечно, себе.
Предметом моих острых страданий и переживаний была тогда популярная опера композитора Алексея Николаевича Верстовского на либретто Михаила Николаевича Загоскина «Аскольдова могила» с знаменитым хором девушек «Ах, подруженьки, как грустно… Сколько б песен мы не пели, от тоски мы их поем… И зачем мы, горемычные, родились на белый свет…».
Кстати, оказалось, что действие происходит в давние времена царствования князя Святослава Игоревича, как раз в Киеве, бывшем тогда центре Киевской Руси. Почему-то этот хор тогда по радио передавали очень часто, а так как телевизоров еще не было, почти целый день играло радио. Как только я слышала заунывный напев, тотчас начинала плакать.
– Что с тобой, Норенька? – спрашивала моя прабабушка Басенька.
– Скучно, – отвечала я, размазывая по лицу слезы.
Другим предметом моих страданий был кролик. Весело резвящийся на страницах детских книг, он внезапно оказывался в продуктовом магазине, мертвый, уже ощипанный и синий.
Стоил кролик довольно дешево, наверное, не дороже курицы, и его часто готовили на обед.
Никакие уговоры не могли заставить меня его есть. Я плакала и говорила: «Он был живой».
На Разъезжей улице был большой рыбный магазин, где продавали живую рыбу. Мы с бабушкой Марией, мамой моей мамы, которая меня растила в более поздние годы, туда часто ходили.
Большие карпы с серебристой чешуей и грустными глазами смотрели на покупателей через стекло аквариума, как мне казалось, с укоризной, предчувствуя свою несчастную судьбу. Продавщица вылавливала карпов сеткой и стукала лопаточкой по голове, усыпляя рыбу, которая до попадания на кухню была еще жива. При мне карпа покупать было нельзя, а то бы я плакала по нему весь день.
Никакие усилия моего папы, обладавшего поистине железной волей, плодов не приносили.
Папа сжимал мне руку до синевы, а я должна была улыбаться и говорить, что не больно. Что ему мерещилось? Сталинские застенки или гитлеровские трудовые лагеря? Трудно сказать, ясно только одно – так он пытался спасти и подготовить к тяготам нелегкой жизни тех времен своего единственного ребенка.
К сожалению, столь же чувствительна моя младшая дочь, что в условиях современной Германии не такая уж редкость. Помню рассказ про одного мальчика-подростка из обычной немецкой семьи, которого также послали за свежей рыбой.
Он вернулся ни с чем, заявив: «Рыбы тоже имеют право на жизнь».
Эта
