ровному, как скатерть, полотну Котласско- Пермской железной дороги, оставляя позади громадные хвойные леса, тянущиеся по той и по другой стороне пути. Раздался гудок паровоза, и эхо его звонко отозвалось в глубине девственного леса, скрывающегося за горизонтом. Поезд стал уменьшать ход. «Станция старообрядческая», – заявил кондуктор при остановке поезда.
Первые семь верст от станции по направлении к починкам – топь. Ехать по ней невозможно. Лошадь вязнет и утопает в липкой грязи, едва двигаясь вперед, мы эти версты пробирались по бревнам, раскиданным рукою крестьян, когда они прорубали дорогу к железнодорожной станции. Приходилось идти с большой осторожностью, по местам прямо балансировать, чтобы не погрузиться в жидкую грязь. Соскользнешь с бревна и опустишься в болото. По обеим сторонам дороги – лесная чаща из елей, берез и осин. Куда не кинешь взгляд – везде дикая, но очаровательная в своей простоте заросль. Глаз услаждается словно искусною рукою насажденными кустами зеленых с громадными, как у восточных пальм, листьями папоротников, у подножия которых приютились семейства голубых незабудок. Там и сям около пней виднеются бледно-розовые цветочки северной полянки. Haд лошадью тучи комаров, над нами – тоже. Отмахиваемся от них широкими листьями папоротников, но напрасно. Жарко. Пот ручьями льёт с лица. Но вот кончился лес. Мы вздохнули легче. За полем открылся хутор – несколько домов в густой зелени деревьев. Это починок Максим, своим видом производящий такое впечатление, что тут у жителей – всего полная чаша. В починке все жители – раскольники.
С.К.: Вам не кажется, что последнее слово этого фрагмента звучит резким диссонансом ко всему его строю? Кругом так хорошо, тяжеловато, конечно, но всё равно хорошо, и вдруг – раскольники. Аномалия, противоречащая естественному строю земного бытия.
1905
Н.С.: Первородный сын Церкви Государь наш издал закон о веротерпимости. Старообрядцы ныне получили право иметь свои моленные, наставников, освобождающихся от воинской повинности и податей, монастыри.
«Государь-то ныне за нас, – с жаром повествует одна старушка-старообрядка. – Недавно он был в нашей моленной в Питере. Вею службу батюшка на ногах выстоял. Говорил нашим: «Знаю, что церковная вера – неправая, да делать мне нечего». На прощание много денег дал на моленную».
«Царь на нашей стороне – с горячностью говорил соседям молодой старообрядец- спасовец, – если кто нас теперь назовет староверами – в морду залеплю. Пойдете жаловаться – ни какой суд меня не накажет за это». «Да вы молитесь ли за царя-то, за милость?» Старообрядец заградил уста. Он не молится за благочестивого Государя.
Недавно вернувшийся из Москвы Самсон-старовер говорил православным, что миссионеры теперь уже не будут ездить, а про меня разнесли молву, что я ушёл в старую веру.
C.K.: Следников ни одним словом не выразил своего отношения к изменению религиозного законодательства. Он, искренний монархист, не мог осуждать действия Государя. Мне
