полу френч с меховым воротником, а голову покрывал картуз военного образца.
Ехали не спеша. Беседа не ладилась: я отвечал односложно, Иван Кириллович, думая о чем-то своем, спрашивал невпопад. Серое промозглое утро, бесформенная масса воды и низкого неба маячили в ветках ивняка.
Неожиданно Иван Кириллович рассмеялся и на мой удивленный немой вопрос пояснил:
– Ну, не удивительно ли, Евгений Сергеевич, что вот лежит сейчас такой карапуз в теплых пеленках, сопит во сне своим носищем и даже не задумывается, что всего каких то три дня тому назад его, его как существа, Божьего подобия! не было! Не было на этой чудесной земле! Поразительно! Поразительные чувства меня посещают, дорогой доктор! Все изнутри меня веселье какое-то наружу просится! Нет, нет! Вы непременно должны вглядеться. Заметьте, доктор! Заметьте, дорогой Евгений Сергеевич, как романтична река среди этих ив! Какая радостная мощь в этом паводке! Словно небо вместе с Его благодатью сошло к нам!
Я не мог не откликнуться на его радостное возбуждение и приветливо закивал в ответ, подумав про себя о причудах человеческого восприятия. Минуту назад меня сковывала беспричинная тревога от вида тумана и воды. Теперь, взглянув на блеклую природу глазами Ивана Кирилловича, я повеселел. Да и сердце мое освободилось от страха.
Коляска скользила среди голого кустарника, мягко покачиваясь на крепких рессорах, и уносила меня от промозглого и зябкого серого света разлившейся реки. Мы ехали среди безлистых деревьев, вздернувших свои узловатые ветви в бесцветное небо.
Деревья замерли, дышать боясь,
Еще свежо прикосновение стужи.
Но день длинней, и непролазней грязь,
И брошен снег, как будь-то хлам ненужный
Проплыли в моей голове не весть, откуда взявшиеся строки забытого поэта.
По левой стороне обнаженные стволы высоких осин внезапно расступились, и моему взору открылась уходящая в сторону аллея, занесенная прошлогодней листвой. Прежде, чем мы проехали дальше и свернули в противоположную сторону, я успел разглядеть в глубине ее белый господский дом под темной крышей, широкое крыльцо с каменными вазами и нечто такое, что заставило меня в растерянности отвернуться и откинуться на подушки сидения.
– Вы, Евгений Сергеевич, напрасно ехали прежней дорогой – слегка отпуская вожжи, и поощряя рысака бежать быстрей, проговорил Иван Кириллович, – сами видели, как река разлилась. Назад уж поезжайте кружным путем. Ничего что длинней, зато верней и суше.
Он махнул коротким кнутовищем себе за спину:
– Сразу за усадьбой Крутицких возьмете вправо и версты через две выедете на большак.
– Крутицких? – живо откликнулся я.
– Да, усадьба покойного Никанора Петровича.
– Покойного? Вот как? Значит, Варвара Николаевна – вдова? – я с трудом скрыл изумление.
