Меня словно били палками, и каждый удар, отзывался чудовищной агонией тоски и горя.
Повалившись на пол, я перекатилась на спину и вцепилась в свои волос
Я плакала и кричала по тем, кого любила и кого не смогла спасти.
Так больно… Боже, это было так больно.
Как же я ненавидела себя за то, что сделала. Я ненавидела Милину за то, что она вновь напомнила мне об этом. Трэвор старался уберечь меня от дурных мыслей. Никто из четверки не заикался о случившемся… а она… она только одним упоминанием, сдирает с меня шкуру и выворачивает кишки наизнанку.
Лампочки на потолке вспыхнули и стекла, градом посыпались на меня. Но, эта боль, была ничем.
– Простите меня… – прохрипела я, не узнав своего голоса. – Простите…
Переведя весь свой вес на колени, я не твердо поднялась на ноги и пошатываясь, пошла к лестнице. Глаза застилали слезы и красно-черные оттенки. О, Боже… я смотрела на стены дома, и мне казалось, что повсюду кровь и выжженные пятна.
Спустя какое-то время, мне удалось подняться наверх и я остановилась перед дверью родителей.
Я боялась войти внутрь, больше, чем войти в дом.
Я боялась почувствовать запах духов мамы и увидеть пижаму папы, потому что он оставлял ее на стуле, вместо того, чтобы убрать в шкаф, а мама вечно ругалась.
Очередной приступ слез, граничащий с истерикой, отшвырнул меня от спальни, припечатав к двери, за которой была комната Шина.
Нет-нет-нет… я не выдержу.
Стиснув челюсти, сдерживая крик, я толкнула дверь в свою комнату.
Боже… она всегда была моей.
Боже… у меня свело горло от спазма, потому что в каждой черточке на обоях, я видела маму и папу. Шагнув к шкафу, я сглотнула и открыла его. Пусто… только одинокие вешалки.
Мое сердце разрывалось. Ноги подкашивались, не желая держать собственный вес, и я повалилась на кровать, рыдая. Между всхлипами, я улавливала аромат кондиционера, который так нравился маме.
За что?!
Я не могу… не могу больше так.
Не могу больше жить с мыслями.
Моя голова раскалывалась. Чужие слова гремели под черепом, перемешиваясь с моими собственными.
Шило, казалось, чувствуя мои эмоции, шипел, пытаясь вырваться из-под кофты. Я резко села, стаскивая с себя тряпку и ударила змею по морде. Я била его, хотя ощущала, как мое лицо горит, и не только от слез. Шлепки нисколько не встряхивали мой пошатнувшийся рассудок.
– Я проклинаю тебя, Кошер. Гореть тебе вечно в аду. Пусть ты и мертв, но ты будешь страдать в сто раз больше, чем я. Ты будешь страдать, – последнее, я прорыдала, понимая, что это не поможет. Слова не имеют силы, если только они не материальны.
А потом, я услышала удары в дверь, за ним последовал крик Трэвора, но уже в моей голове. Он просил меня, открыть ему.
Я покачала головой. Нет… не могу… не хочу… не желаю.
Удары стихли, но ненадолго.
Вскоре,
