с небольшими серыми глазами, всё-таки распорядилась перенести ужин из беседки в зал второго этажа, откуда открывался вид на ближайший лес и на облака, низко нависшие над кронами деревьев. Окна были открыты нараспашку, но это не помогало, и помещику из соседнего имения, Шляпникову Василию Ивановичу, приходилось изрядно потеть. Причиной сего была не только тёплая погода лета восемьдесят третьего года, а ещё изрядное брюшко и плотная, официального покроя, одежда этого господина. Василий Иванович старался не налегать на горячий чай и часто вытирал платком пот со лба уже лысеющей головы.
А вот жена его, тоже полноватая, но миловидная дама, чувствовала себя гораздо уютнее, поскольку оделась в более лёгкое летнее платье и предусмотрительно запаслась веером.
В центре беседы был благообразный господин в сюртуке, с привлекающими внимание большими и ухоженными бакенбардами. Это был земский врач Александр Францевич Рар, обычно живущий в Туле, но периодически навещавший окрестных помещиков по врачебным (и не только) делам.
– Что было в самом Успенском соборе, знаю только понаслышке и из газет. Кто же пустит туда столь малозначительную персону? – отвечал он на вопрос Людмилы Павловны, которая управляла поместьем, где собрались гости. – Могу только отметить, что сам собор выглядел лучше. Наконец удосужились сделать реставрацию.
– Я читал в газете, – сказал господин в темном сюртуке, с квадратной челюстью и носом с горбинкой, нависшим над небольшими узкими губами, – что генерал Баранов подал державу, а граф Валуев скипетр.
– Но как же сам государь? – перебила управляющая этого господина, который звался Иосиф Григорьевич Сошко и состоял директором сахарного завода, также принадлежавшего владельцу имения «Родники». – Как Мария Федоровна? Как они показались?
– Ну как? Одета она была в белое платье, а государь – в генеральский мундир с аксельбантами. Потом поехали они на обед в Грановитую палату.
– Я не про это, Александр Францевич, здоровы ли, как смотрелись на коронации?
– Ах, Людмила Павловна, – развел руками врач, – я же слепой. Даже в очках вижу только невдалеке. Вы же знаете это. Лиц не рассмотрел. Но говорят, что всё хорошо прошло, без огорчений. Газетчики пишут: император был доволен.
– Давно пора уже было, – вставил своё мнение потеющий Шляпников.
– Что давно пора уже? – спросил его молодой человек лет двадцати или чуть более с правильными чертами лица и выразительными карими глазами, хозяин поместья и сахарного завода по фамилии Торотынский.
– Давно пора было коронацию провести, Михаил Алексеевич. Сколько уже времени прошло с того бесовского события?
– Вы про убийство? – переспросил Торотынский.
– Про него, конечно же!
– Около двух лет, – подсказала жена Шляпникова.
– Вот! – Шляпников поднял ложку, испачканную вареньем так, будто бы она служила доказательством его словам.
– А я думаю, как раз негоже было бы устраивать церемонию сразу после того, как твоего батюшку убили, – несколько экспрессивно возразил Торотынский. – Правильно, что подождали. Вон и Успенский собор успели отремонтировать и Храм Христа Спасителя доделали. Вы, кстати, посетили его, Александр Францевич?
– Не в первый день, но, конечно, конечно, – растягивая слова ответил земский врач, крещенный православным в детстве, в отличие от родителей, которым пришлось сменить протестантскую веру на православную уже после переезда в Российскую Империю. – Скажу вам, что это просто великолепно! Каждому русскому человеку нужно посетить его и вознести в нём молитву. Этот Храм, несомненно, станет маяком веры для православных во всём мире. Несомненно!
– Мы с Ваней собираемся в июле в Москву. Да? – попросил подтвердить это своего друга Михаил Торотынский.
– Собираемся. Если служба позволит, – ответил Иван Трегубов, сидевший справа от Михаила. Он только что прошел испытательный срок и был прият на государственную службу.
– Что за служба? Я кажется один ещё не в курсе? – поинтересовался врач.
– Урядник, – ответил, покраснев молодой человек, – это – младший полицейский чин.
– Не нужно смущаться, – воскликнул, заметив это Александр Францевич. – Вы будете служить государству Российскому.
– Да и содержание не помешает, – без лишней щепетильности вставила Людмила Павловна. – Батюшка-то Ваш кроме долгов ничего не оставил.
Иван Иванович Трегубов, голубоглазый шатен с правильным овалом лица, снова смутился и, по примеру Шляпникова, тоже стал ковырять ложкой варенье.
– Однако, это очень ответственно, молодой человек, – продолжил земский врач. – Должен сказать, что урядник – это не просто полицейский чин, это ответственность:
