же он порядком затек и был готов отдать все на свете, чтобы, наконец-то, лечь на бочок, сжаться в клубочек и забыться долгожданным сном, но Мартин был сух и бессердечен к слезным мольбам, не желая даровать свободу движения. Единственное что он делал, так это заменял полотенце более холодным, да периодически смачивал вконец пересушенные губы, вызывая тем самым лютую ненависть у замученного Себастьяна, который уже едва сдерживал себя в рамках дозволительного приличия. Вдруг боль в левом боку троекратно усилилась, вырываясь на свободу плаксивыми стонами. С весьма озабоченным видом Мартин принялся прощупывать Себастьяну напряженный живот. Как ни странно, от прикосновения этих хладных пальцев боль поутихла.
– Не надобно так переживать, – заслышалась ласковая интонация, – это скоро закончится… Потерпи немножечко… Те quaeso rogo (лат. Прошу тебя, пожалуйста)… Mihi crede (лат. Верь мне)…
Обещанное «скоро» никак не наступало, измотав и разозлив Себастьяна, до такой степени, что ему захотелось прикончить этого, так называемого, лечащего врача за откровенное вранье и беспощадную жестокость.
К тому времени Мартину, как видно, тоже поднадоело утешать, созерцая непосильные страдания, преисполненные жалобной мольбой вперемешку с откровенной бранью. Внезапно забыв о своей врачебной невозмутимости, он принялся выражаться в самой доступной словесной форме, периодически переключаясь с одного языка на другой, откровенно проклиная тот вечер, когда взялся лечить на свою голову это «истерическое малолетнее создание».
– Да чегось тебе все неймется-то?! – истошно верезжал Мартин, испепеляя пронзительным темно-синим искрящимся взором, – Живой же?! Ну так возрадуйся и хватить мне тут трагедию разыгрывать!.. Постарайся заснуть, в конце-то концов!.. Бестолочь истерическая!..
Сказав это, он поспешно удалился, нарочито громко хлопнув за собой дверью. Поняв, что все-таки перегнул палку, Себастьян постарался послушно выполнить данное указание, но стоило ему прикрыть глаза, как из неоткуда послышалась дурманящая музыка.
– «Я сошел с ума», – подумал Себастьян и нервно захихикал.
Тут же наступило молниеносное облегчение, а вместе с ним и безмятежный покой. Совсем скоро Себастьян провалился в глубокий сон, а проснувшись, почувствовал себя значительно лучше.
За окном светало, стояла тишина, оковы были сняты, а самое главное, Мартина нигде не было. Облегченно выдохнув, Себастьян попытался встать, и тут его ждала череда неприятных сюрпризов. Он оказался совершенно раздет, тонюсенькое подобие подушки обрыгана, а единственная простыня, скрывающая наготу, была сплошь и рядом покрыта выделениями, источавшими сильный запах мочи и испражнений.
Заливаясь стыдливым румянцем, Себастьян кое-как обернулся той самой простынею и на туго перебинтованных, предательски подкашивающихся ногах отправился изучать свое новое пристанище.
Комнатка оказалась крайне убогой, весьма невзрачной и довольно скромно обставленной. Вся мебель ее состояла из длинного узкого шкафчика со стеклянными
