милое лицо.Ах, с каким знакомым скрипом
повернулось колесо!
У моста костёр горит…
И с корзиною в руках
по мосту идёт Мария
в деревянных башмаках.
Тёплый хлеб лежит в корзине…
А на этом берегу
я участвую в картине,
как охотник на снегу.
Впереди бежит борзая:
обернётся и замрёт.
Я стою и замерзаю:
на картине снег идёт.
Я сбегаю по пригорку:
обжигает руки ветер…
Пахнет дымом горько-горько
там, в семнадцатом столетье.
Церковь Святого Лаврентия
Войти по морю в Роттердам
и, чтоб увидеть мир окольный,
пешком, по дантовым кругам,
как тень, взойти на колокольню.
Внизу деревья, как камыш,
и фонари железной спицей,
между рядами острых крыш,
покрытых красной черепицей.
Там пароход ревёт, как вол…
И женщины спешат на мол
в который раз. В который раз…
Туман уходит понемногу.
И в башмаках на босу ногу
бредёт по городу Эразм.
Готическая осень
(из музыкальной поэмы)
Когда приехал я сюда,
ледок был хрупок, как слюда.
И часто среди ночи
сова сидела у плеча,
и освещала стол свеча,
и на столе – подстрочник.
Здесь, как столетия назад,
был старый дом и старый сад
– недалеко от Риги.
Хозяин дома – добрый Ян:
поэт, художник, меломан —
картины, звуки, книги.
За узким стрельчатым окном
мне открывался окоём —
среди деревьев просинь.
То падал снег, то дождик лил,
а я сидел – переводил
«Готическую осень».
А время близилось к зиме,
и ветры шли из Курземе,
а мне хотелось солнца.
И, давней мукой сожжена,
поэта тайная жена звала:
– Пойдём, напьёмся!
И перед домом, на беду,
метался, как больной в бреду,
сад голый и бескровный.
Была свинцовою река.
Брели лениво облака,
как пёстрые коровы.
Здесь вечерами, как во сне,
бродили тени по стене,
без звука и без слова.
И я приветствовал рассвет,
приняв почти что в сорок лет
печать глухонемого.
А утром пили крепкий чай.
И Ян устроил невзначай
нам пешую прогулку.
Закрыв поспешно старый дом,
мы проскользнули за углом
в кривые переулки.
Нам мокрый снег летел в лицо.
Кружился ветер, как кольцо,
горланил дикой песней.
Но мы свободу обрели
и, взявшись за руки, брели
по тихому предместью.
Шаги
