кулаком по глазу». И он обернулся, чтобы посмотреть, нельзя ли ускользнуть подобру-поздорову той же дорогой, что они пришли, но, к ужасу своему, заметил, что кольцо молча сомкнулось вокруг них. «Только бы он теперь не вышел из себя, – молился он, – а то меня побьют».
Мико стал мысленно считать до десяти (дедова школа). «Крепись, Мико, только дураки выходят из себя. Рыбак никогда не выходит из себя. У него для этого бывает столько причин, что если бы он каждый раз выходил из себя, то превратился бы в развалину годам к тридцати. Ну, сделай глубокий вдох, сосчитай до десяти и наплюй на все – пусть выходят из себя ленивые, блудливые, мягкотелые сукины дети, что живут в городах…»
Он дошел уже до восьми, когда маленький Туаки, весь красный, выскочил вперед и, прежде чем его успели остановить, размахнувшись, ударил Бартли связкой рыбы по лицу, приговаривая:
– Ах ты, паршивая городская гнида, да я тебя сейчас убью! Ей-ей, убью! – И, оседлав свалившегося с ног, засыпанного чешуей противника, в исступлении принялся молотить его кулаками по лицу.
Туаки обожал Мико.
После этого больше уже, конечно, ничего не оставалось делать, как драться.
Сначала Мико бился связкой рыбы, описывая ею круги в воздухе, пока не лопнула бечевка и рыба не разлетелась во все стороны. Тогда пришлось перейти на кулаки. Нелегко ему пришлось. Краснорожие, сквернословящие мальчишки сплошь облепили его громадное тело, как мухи коровий глаз.
Питер тоже пустил в ход связку рыбы, и Мико с удивлением, восхищением и радостью заметил, что Питер оказался на высоте. Он плотно стиснул кривые зубы и, когда рыба отслужила свою службу, перешел на отцовскую удочку (бедный отец!), и, взяв ее в левую руку, орудовал ей то как мечом, то как обухом.
Томми прикрывал руками затылок и отбрыкивался как мог. Иногда он выставлял локоть, чтобы сунуть его кому-нибудь в глаз, но удары, казалось, сыпались на него со всех сторон, и ему пришлось пройти через все, чего он так опасался: и удар по переносице он получил, и кулаком по глазу досталось. Все было. Так что он хватался то за нос, то за глаз и наконец, не удержавшись, завопил:
– Да оставьте вы меня, ну! Оставьте меня!
И, как всегда бывает у мальчишек, почувствовав, что их боятся, они начали наскакивать на него с новой силой, колотя по спине и поддавая ногами, а потом с воплями присоединялись к толпе, копошившейся вокруг Мико, Питера и Туаки.
Туаки дрался за троих. Он был так мал, что для того, чтобы ударить его как следует, нужно было очень низко нагнуться. Он был страшен в своем благородном гневе. Он налетал то на одного, то на другого мучителя и, обхватив его за шею руками, сдавливал до тех пор, пока тот не падал. Тогда Туаки ударял его кулаком в нос и переходил к следующему.
К Мико было страшно подойти. Он был очень большой и очень сильный, и каждый раз после его удара кто-нибудь из противников вдруг начинал реветь и звать маму, приплясывая на одном месте и потирая ушибы.
Но
