в конторку к столам. Для Якова Михайловича, правда, не Свердлова, а Шекиса. И для его зама.
– Пиши, болт номер двадцать два в количестве… Раз, два, три….
Как до верху, Мыков и Зыков тащат.
Шекис «шикает», мол, аккуратно веди амбарную книгу:
– Под страницу – копирку! Готовый документ – туда. Заколотят при тебе: гляди, а то болты или гайки украдут.
Перекур. Филя про дядю Геру, какой он весёлый еврей. Яков Михайлович хмыкает неопределённо:
– Так ты – вор? Но воровать тут нечего. Кроме крепежа.
– Яков Михайлович, не дрехорьте, я «выпрыгнул», и не вор.
К воротам во двор вкатывает грузовик. Мыков и Зыков прут ящик на стапели. Матерятся, мол, неподъёмен. Филю умоляют втроём толкнуть.
– Как тебя?
– Артур Ферапонтович.
– И не выговорить.
– Ладно, Филей…
Во как! Повышение в «крематории»! Не такой это и крематорий…
– Надо ещё пиджак, – говорит Тонька.
На Шекисе новый под халатом, который скидывает, идя на обед, и вид в столовой немалого главаря.
– И рубаху не ковбойку, – дополняет Антонина.
Ольга Леонидовна Вовчика подогнала!
– А за что тебя в тюрьму?..
– За дружбу. У них пушка убитого мента.
– И всё?
– И это не наверняка.
– А, ну-ну. Ладно, они уж там!
– Откуда трёп? – Было по трубе: «Я – Пётр Крылов».
– Не трёп! Бегаю, тебя ищу! Генкина сестра говорит: «Генриха увезли». И Андрей в тюрьме. Еду к Крыловым, в квартире никого. А в коридоре какая-то тётка с помоями… И Петра, и даже Варю!
«Я – Пётр Крылов»! Видно не мог о других…
– А Мишку?
– Вот о нём непонятно!
Всыпались![29] Кроме Харакири? Да и с ним, Филей, непонятная лафа: воля, должность. Тоньке велит набрать. От картинной галереи она с выводом: и этот припухает. Насчёт бадяги[30]: алиби, в доме отдыха, первый гриб пацана. А как то, главное?
Мельде
Тюрьма для Дундукова не паровоз дальнего следования, а электричка.
– В понедельник на работу! Мой начальник цеха меня хвалит моему следователю Григорию Ивановичу Кокарекину. Вас, ребята, не допрашивал Кокарекин? Правильный мужик! Вот вам курево, Гена, Лёша, хоть и не курящие вы, но тут в цене.
Когда уж его выведут, этого довольного… Наконец, отваливает с радостью в центре неумной головы.
– Теперь и маленький молоток не украдёт с родного предприятия, не то что кувалду! – хохот Березина.
И его выводят.
В голове оркестр наигрывает мелодии без музыканта Мельде. Прокурор, тоже на чём-то играет, но только по нотам. Генрих обыгрывает этого хмыря на пару октав. «Генрих, напиши о выстреле у Крыловых…» И он грамотно об этом неграмотном инцинденте. А вот мелодия непонятная: бабка парней. Как ляпнет: «Дурак
Всыпаться – быть арестованным;
Бадяга – пистолет (арго преступников).
