когда-нибудь всё-таки будут вместе, робко выразили желание услышать причины его пропажи от него самого, устав от неизвестности.
– Ха-а-ай, сладкий, – хриплым после пения песен голосом протянула она, решив играть роль Роковой Муси до последнего.
Ну и что, что он уже, наверняка, понял, кто именно скрывается под париком и откровенным нарядом? Если творить чепуху, то вытворять до последнего и как полагается – с музыкой, по заветам Катюши, отличающейся пылким темпераментом, вольным характером, и взглядами на жизнь в стиле шальной императрицы, и видом, будто так и было задумано. Благо алкоголь в крови прибавлял смелости с уверенностью, сводил на нет её застенчивость, проявляющуюся лишь в его присутствии, и развязывал язык. Встреться они таким же образом, например, на улице при свете дня или в доме у родителей, в котором Зорин с детства был желанным гостем, то Маша со стопроцентной вероятностью сначала бы сгорела от смущения, забыла своё собственное имя, а потом кинулась прочь куда глаза глядят в полуобморочном состоянии.
– Сладкий? – усмехнулся мужчина, вздёрнув брови и продолжая удерживать её рядом с собой. – Я, в принципе, не имею ничего против, но ты можешь называть меня просто Богданом, а лучше всего Богдашей.
Баженова недоумённо нахмурилась. В смысле "называть просто Богданом, а лучше всего Богдашей"? Как это понимать? Она же итак в курсе его имени и вслух именно так к нему всегда и обращалась. Он издевается над ней что ли или…
– А как мне называть тебя, самая красивая девушка не только в этом баре, но и городе? – продолжил как ни в чём не бывало Зорин, смотря исключительно на неё.
…или он её не узнал? Да не может этого быть! Парик, макияж и одежда, конечно, прятали и изменяли кое-какие её черты, но не настолько же сильно, чтобы Машу не узнал человек, во-первых, знающий её с детства, во-вторых, стоящий так близко, а, в-третьих, утверждающий о своих чувствах к ней. По-крайней мере раньше утверждавший. Поэтому сейчас мужчина либо, действительно, решил над ней посмеяться, либо никаких чувств и близости между ними никогда и в помине не было и ему на неё просто напросто было плевать раньше, плевать сейчас и будет плевать в будущем. И она не знала, что из этого хуже. Когда любимый человек издевается или когда ему настолько всё равно, что он даже черты лица не запоминает. В любом случае больно, обидно и горько.
"Может он, как и ты, выпил?" – не унималась надежда внутри. – "Может, поэтому он тебя не узнал?"
Может и так, если бы не одно "но" – Богдана невозможно напоить до беспамятства. Братья пытались это сделать на её глазах на совместных праздниках несколько раз и он, даже много выпив, всегда умудрялся отдавать отчёт своим действиями и крепко стоял на своих двоих. В данный момент алкогольным опьянением от него и не пахло, причём в прямом и переносном смысле этого слова, так что доводы надежды были очень и очень слабенькими, а вот утверждения разума наоборот всё сильнее и сильнее
