же проворно поднялась назад. На лице её были подозрительно мутные капельки. Она потрогала их пальчиком. Понюхала. Попробовала на вкус, а затем стала размазывать их на перекошенном от нестерпимого стыда и отвращения лице Ивана.
– Вань… будем считать, что сегодня… ты мне сделал предложение… И я на него согласилась!
– Иван, ну-ка подь сюда! – прохрипел откуда-то снизу Евдокимыч.
Иван поднялся, вытирая предплечьем лицо, стараясь не глядеть на Кызжибек, абсолютно уверенный, что исполнит всё прямо сейчас. В том самом проклятом душе! Он поправил штаны и полный скорби стал спускаться вниз.
На столе у Евдокимыча стояла свежая бутылка «Русской». Лежа в кровати Евдокимыч сжимал палаш.
– Вань, …Ашот сказал, что чечены Мишку убили…
Этот мир оказался ещё более жестоким и непонятным. Здесь не ходили в открытую, строем, с винтовками наперевес в атаку. Не требовали объяснений. Все здесь происходило стремительно, неожиданно и без громких заявлений.
К вечеру приехали Алибек с женой и с удивлением обнаружили нетрезвого Ивана с палашом в руке пытающегося передвигаться по поселку. Приняв душ, и оставив продукты и водку для Евдокимыча, они забрали дочь с собой в поле и уехали.
Иван же, побродив по всему поселку и навестив каждый двор, поздно ночью, на подсознании, вернулся во двор и каким-то чудом, с первого раза, забрался к себе на чердак, прижимая к груди Мишкин палаш. Была необычно прохладная летняя ночь, как только Иван коснулся лежака головой, он попал вообще в зиму.
…Он оказался на заснеженном льду ставшего на зиму Урала, усыпанном людьми. Шло багренье. То самое. Зимний, первобытный и варварский метод ловли осетровых длинными баграми, превратившийся, по сути, в массовое народное соревнование. В спорт и зрелище. С равным для всех масс-стартом участвующих с берега, с гонкой на опережение по льду до присмотренных заранее и известных рыбных мест над ятовьями, ямами. С долбежом пешнями, опять же на скорость, лунок, в веере и взрывах льдинок. С большим количеством болельщиков и зрителей на берегу не имевших прав на лов: на льду только Уральские казаки!
Спящую в глубине в ямах рыбу цепляют на ощупь прямо со дна реки баграми и вытаскивают через эти проруби, расширяя их по мере необходимости. Пытаясь также зацепить, «забагрить» всю поднятую со дна и плывущую подо льдом удирающую разбуженную рыбу.
Ликование и охотничий азарт! Борьба рыбы за жизнь. Слен[6] и рыбья кровь на снегу. Пойманную рыбу на запряженных лошадьми санях свозят к берегу.
Но во сне же всё всегда чуть-чуть по-другому. Не так, как наяву. Вот и здесь, у большой уже не лунки, а майны и полыньи, выросшей из нескольких прорубей, дед Ивана с замерзшей бородой, покрытый весь с головы до ног тонкой ледяной коркой поверх одежды и папахи, вместе со своей артелью, – сотоварищами по рыбалке, боролся с забагренной подо льдом, еще не сдавшейся рыбой, которая таскала их по краю майны грозя утащить под воду, и загребая хвостом, играя, щедро окатывала ледяной
Слен – м.
