наделом, истолкованное в том смысле, что канцлер был предшественником Александра II Освободителя. Неважно, что француз писал исключительно о дворцовых (в крайнем случае – государственных) крестьянах и речь шла всего лишь об изыскании бюджетных средств на содержание армии.
Введение единого военного налога для не частновладельческих крестьян вполне вписывается в реальные реформы Голицына, а освобождение крепостных – выдумка фантастическая. Помимо того, что даже царь (не говоря о канцлере) не мог распоряжаться чужими вотчинами, сам Голицын лишь недавно разбогател, приобретя большие земли с крепостными крестьянами! Но именно такое нелепое толкование слов Нёвилля о русском канцлере запало в души историков и даже позволило В. О. Ключевскому назвать крупного государственного деятеля идеалистом, вроде «либерального и несколько мечтательного екатерининского вельможи», не обладавшего достаточным умом, «правительственными талантами и деловым навыком». Целую лекцию о «подготовке и программе реформы» Голицына насочинял этот историк исключительно на основе превратного толкования Записок Нёвилля, отлично продемонстрировав основной способ их использования в научной литературе[55].
Между тем к тому времени был издан ученый перевод первоиздания Записок, выполненный Александром Исаевичем Браудо – известным библиографом, заведовавшим отделом иностранных источников о России Императорской Публичной Библиотеки в Петербурге[56]. Получив в свое распоряжение этот перевод, заново сверенный с оригиналом, читатель может убедиться, что интереснейший и богатый оттенками рассказ французского агента заслуживает лучшего обращения, чем вырывание цитат; так же, как и другой цитированный Ключевским источник: «Гистория» князя Б. А. Куракина.
Исследование Браудо о личности Нёвилля сто лет оставалось непревзойденным; только английская исследовательница И. де Мадаряга сумела прибавить к нему несколько деталей о пребывании автора Записок в Англии[57], а её коллега, известный историк России Линдси Хьюз издала в Лондоне, где она преподаёт, новый английский перевод Записок[58].
Завершить работу Браудо, собрав все доступные на сегодняшний день сведения о Записках и их авторе, удалось в конце XX в. замечательному историку-архивисту Александру Сергеевичу Лаврову. Изучив и научно издав «сводный текст» (и перевод) Записок о Московии по трем рукописям, он сделал вывод, что они отражают редактирование текста, предшествовавшее изданию, не являясь авторскими и не выступая оригиналом, с которого печатались Записки[59].
Ценное для специалистов издание Лаврова мы используем для комментариев в случаях, когда изученные им рукописи дают уточнения к переводу текста парижского издания 1698 г. Это издание, видимо, последняя авторская воля. Именно по нему и производным от него переизданиям и переводам европейцы благодаря Нёвиллю знакомились с Московией. Читали издание и русские современники.
Сразу после выхода
Записки де ла Невилля о Московии 1689 г. / Публ.
Лишь наиболее близкий к изданию Парижский список предположительно «вышел из ближайшего окружения де ла Нёвилля», однако ряд соображений «делает связь между Парижским списком и первым изданием особенно спорной». См.: Де ла Невилль. Записки о Московии // Публ.
