дь говорила, как человек, и понимала, как человек, и даже могла общаться с человеком.
Лошадь увидела кучера с кнутом. Она хорошо знала, что это такое у него в руке, и громко возопила:
– Дай мне три своих пальца поносить, человек.
– Ни за что, – сказал кучер. – Обмен неравноценный. Пальцы мне самому нужны.
– Я бы тебя прокатила, – стала подыгрывать Лошадь кучеру, – только приготовь-ка себе седло.
– Я провалюсь в седле на твоей спине, Лошадь, – ответил кучер, – уж как-нибудь поедем порознь.
Тут оглушительно промчался по рельсам шумный поезд. Посреди состава нёсся пустой вагон, сцепленный колёсами. Лошадь прижала уши от страха и громко фыркнула:
– Это ж так полголовы снесёт с такими габаритами и скоростями.
– Не страшно, вот тебе уздечка, будешь смирной и бесстрашной, – сказал кучер и запряг Лошадь. – Жалко тебя.
– Так дай же мне свои три пальца! – опять стала требовать Лошадь.
– Э-э-э, нет, – стал рассчитываться перед Лошадью кучер вслух. – Пальцы мои. И потом, на чём мне самому считать, как не на своих пальцах? А раз ты голову теряешь из-за всяких пустяков, то будь послушной и стой смирно.
Лошадь послушала и дёрнула ухом.
– Я знаю, эти рельсы нельзя проехать. Это дорога в потусторонний мир! – дико заржала Лошадь в бешеном испуге.
– Ты так громко ржёшь, Лошадь, что своими огромными зубами можешь оттяпать ненароком не только мои пальцы, но даже руку. А моя рука и так имеет привычку часто падать и опускаться. А если и я упаду, то кто понесёт меня на носилках? Не я же сам себя.
– Э-э-э, нет, я бы помогла в таком случае, только ничего не могу без тебя. Ты лучше не падай. И, вернее, я буду тебе помогать. Стану твоей тенью, буду всё повторять за тобой.
– Я так и понял, без меня ты ни на шаг.
И какое дело тебе до моих пальцев? Умела бы ты что-нибудь… А ведь не знаешь, что всякое дело произведено рукой художника. Ведь в руке у меня совсем не кнут, а кисть художественная. Знаешь, на свете есть такой цветок… Он вечно хочет пить. Его поить можно до бесконечности. И он всё пьёт и пьёт.
– Страшно, – сказала лошадь, – я тоже часто хочу пить. Вот и сейчас похлебала бы из ведра. Только были бы у меня пальцы… Я бы, я бы…
– Я вижу, ты опять без меня ни на что не можешь решиться. Не то что бычок, который сбежал со стола, хотя его и так зажарили. Думала, им прокормятся. А он сбежал.
– Вот прыткий! А я так не могу. Я Лошадь.
Хоть бы до кого-нибудь дошло, что это такое.
– Мне к такому не дойти, – сказал кучер, лихо запрягая Лошадь, – провалиться в повозку сначала. А потом и езда начнётся.
Кучер сел в повозку, взмахнут кнутом, стегнул им Лошадь, она взвизгнула, захрипела и понеслась, догоняя поезд.
Лучик
Тяжело нести ведёрко с земляникой, да ещё в такую июльскую жару. А бабушка Нюра всё идёт и идёт.
– Ой, я больше идти не могу, – хнычет и плетётся за бабушкой Настя.
– Всё равно идти надо. Не посреди дороги же сидеть, – подбадривает внучку бабушка Нюра.
И девочка набирается терпения и подтягивается за бабушкой. И впрямь дорога далека.
– Хоть бы машина какая проехала. Может, нас довезли б на попутке до деревни, – снова говорит бабушка Нюра.
– Хорошо. Только что-то их не видать.
– Да сейчас обед, все дома сидят, вот и не ездят.
– Бабушка, смотри, а вот кто-то едет вдалеке.
Бабушка обернулась, приставила ладонь ко лбу, прищурилась.
– Кажись, на лошади едут.
– Давай, бабушка, попросим подвезти нас.
Лошадь тихо приближалась к путникам. Извозчик – невысокий старичок с патлатой бородкой; он тихо дремал.
– Отец, подвези нас, будь добр! – окликнула его бабушка.
Услышав голос, старичок проснулся, широко улыбнулся, остановил лошадь и бормотнул:
– Ну, залазьте скорей, подвезу.
Бабушка Нюра и Настя быстро сели в телегу, и лошадь тронулась.
Дорога тянулась, и было не видно ей конца и края. Солнце пекло, и путь казался долог. Вдруг бабушка Нюра заговорила, нарушив тишину:
– Отец, мы не знали, что и делать, как до дому-то идти, ноги уж идти отказывались. Да вот нежданно-негаданно и ты появился.
– А-а-а… – пробормотал старичок. И вдруг послышался
