ощупью.
– Черт остроухий, куда тащишь? Не видишь – обрыв! – ругает он кобеля.
– Спускайся правой лощиной! – кричу я ему и снова зажигаю бумагу.
Из темноты вначале появляется Кучум, отпущенный Василием Николаевичем, а затем и он сам с огромной охапкой сушника за спиною.
– Где это ты набрал?
– Да там, где бараны паслись. Из-за этого и задержался. Без огня ночевать неласково, да и мясцо охота поджарить…
– Насчет мясца – баран велел тебе низко кланяться.
– Как так? Сам слышал – пуля попала в зверя.
– Попала, да не задержалась: он выбрался сюда на выступ и свалился вниз.
Василий Николаевич, сбросив сушник, подходит к краю обрыва и долго смотрит вниз, хотя там, конечно, ничего не видно.
– Неужели не найдем? Жаль… – угрюмо говорит он. Окинув стоянку усталым взглядом, добавляет: – Неловкое место, придется эту ночку померзнуть, постучать зубами.
– Памятный будет Становой!
Пламя костра отбросило от скалы мрак ночи.
– Нет ли у тебя чего-нибудь съедобного, червячка заморить? – спрашиваю я Василия Николаевича.
Тот обшаривает свои карманы, сопровождая поиски назидательным ворчанием:
– Помните, Улукиткан говорил нам: «Не ленитесь таскать с собой котомки: в нашем деле их тяжесть – помога». Вот она житейская-то истина! Сколько раз мы уже бывали наказаны, и все не впрок!.. Пора, кажется, запомнить: идешь от палатки хотя бы на десять метров – бери ломоть хлеба, проверь, есть ли с собою спички…
– Что-то, Василий, ты долго ищешь? – перебиваю я его монолог.
– Не помню, куда засунул. Был кусочек медвежьего мяса. Давеча на горе достал, посмотрел – он весь замусоренный, в табаке. Бросил Кучуму, тот, окаянный, обнюхал, но есть не стал. Думаю: врешь, проголодаешься – сам попросишь… Куда же я его положил? Разве за пазуху… Так и есть, тут. Будете? – спросил он, подавая мне кусочек мяса.
– Дели пополам.
Костер все же немножко скрашивает нашу стоянку. Стланиковые дрова горят жарко, но их у нас всего часа на полтора, на ночь не хватит. Сушим портянки, белье; сухая одежда – самое важное в такую холодную ночь, под открытым небом, да еще без костра.
Последние вспышки огня тщетно пытаются отпугнуть наседающую темноту. Голод, как червь, точит нутро.
Очень досадуем, что упустили барана.
Как томительно тянется эта ночь! Ни огонька, ни звездочки на небе. Мы сидим на узком карнизе, прижавшись спинами друг к другу, и страшно мерзнем. Я чувствую, как трясется Василий Николаевич, и сам еле сдерживаю дрожь. А вокруг нас и над нами непроглядная тьма…
– Что-то долго нет зарницы, – устало говорит наконец Василий Николаевич.
Я зажигаю спичку, смотрю на часы:
– Начало второго, до утра еще далеко…
– Поди, Сашка заждался
