только то, что нужно»), талантливость, безупречный художественный вкус, прекрасный русский язык. Да, наши соотечественники, оказавшись в далеком рассеянии – где-то в Тяньцзине или Сан-Паулу, – не только не растеряли родной язык, но относились к нему как-то по-особому бережно. Вслушайтесь, как полнокровно звучит он у Ремизова, Шмелева, Степуна, Гребенщикова…
Рассказы создавались между 1920 и 1970 годами – то есть представляют писателей первой, второй и даже третьей волны эмиграции. Они очень несхожи, и если бы я преследовал научные или библиоклассификационные цели, то сгруппировал бы их тематически, расположил хронологически, снабдил комментарием. Но цель у меня другая – сделать книгу интересной и легкой для чтения. Если это удалось, никто уже, надеюсь, не станет пенять на хронологическую хаотичность или тематическую чересполосицу и пестроту.
И еще об отборе. Я очень ценю Бунина, Куприна, Зайцева – наиболее талантливых писателей первой волны. Но их сочинения издавались в России – и прежде в Советском Союзе – неоднократно: и полными собраниями, и сборниками, и сейчас они хорошо известны. В этой книге они не представлены. Но писатели того же масштаба – Алексей Ремизов или Иван Шмелев, притом, что их произведения уже лет пятнадцать печатаются довольно широко, пока не достигли уровня известности, соответствующего их огромному таланту. Два фрагмента из Ремизова (тысячная доля написанного им в эмиграции!) я отобрал для этой книги; а изумительным по благородству и тонкости рисунка рассказом Шмелева «Чертов балаган» я завершил сборник.
Не представлены здесь и такие яркие авторы, как Алданов, Берберова, Набоков – опять-таки в силу соответствия их известности их таланту. Но одно исключение я все же счел нужным сделать: Евгений Замятин. Все знают его «Мы», «Письмо к Сталину», многое другое. Однако из двух десятков литературно образованных людей, которым я прочитал его рассказ «Письменно», скрыв имя автора, ни один не опознал Замятина. Отступил я и в другом: рассказ написан в 1916 году, то есть до начала эмиграции, да и сам Замятин эмигрировал только в 1927 году. Но, во-первых, с установлением советского строя он стал чуть ли не первым и во всяком случае наиболее заметным «внутренним» эмигрантом. А во-вторых, его рассказ, поэтизирующий непредсказуемость и в то же время широту русской души, особенно женской, является удивительно ярким прообразом сформировавшегося впоследствии в эмигрантской литературе лирического романтизма, склонного поэтизировать и в чем-то идеализировать все, что относилось к русской жизни в «мирное время» (то есть до мировой войны и революции).
Это направление представлено широким спектром крупных произведений, из которых я бы выделил как наиболее характерные «Лето Господне» (1933–1948) и «Богомолье» (1935) Шмелева; «Золотой узор» (1926) и «Путешествие Глеба» (1937) Зайцева. В силу объема этих произведений они не могли войти в это собрание; но написанные в том же лирико-романтическом ключе рассказ Георгия Гребенщикова «Суд Соломона» и очерк Федора Степуна «Вагоны России» (включенные в сборник) дают довольно ясное представление об этом направлении в эмигрантской литературе.
Другим заметным пластом эмигрантской литературы стали романы, воспоминания, очерки и рассказы о мировой и Гражданской войнах. Несколько таких рассказов – «Промысел Божий» А. Лукина и «Пальма» и «Сечь» генерала Туркула (в обработке Ивана Лукаша), а также уже упомянутый рассказ Шмелева представлены в нашей книге.
И наконец, рассказы о собственно эмигрантской жизни. Их более всего и в эмигрантской литературе, и, соответственно, в нашем сборнике. Они неоднородны по тематике, стилистике, настроению: здесь и любовно-бытовая тематика (Тэффи), и обыгрывание комических ситуаций (Ренников), и глубокий трагизм, скрытый под маской бытописательства (Ремизов, Шиманская), и стоящие немного особняком рассказы Е. Тарусского о русских офицерах, сумевших сохранить офицерскую честь на самом дне парижской жизни.
Все сказанное относится к русской эмиграции первого поколения – то есть 20–40-х годов. Писатели послевоенного поколения (после Второй мировой войны) представлены в книге беднее.
Объясняется это тем, что в это время внутри страны сформировался мощный пласт литературы, противостоявшей тоталитарному режиму и его идеологии. Многим ее представителям пришлось эмигрировать, но уже после того, как их основные произведения (из-за которых они, собственно, и вынуждены были покинуть Родину) были написаны и либо напечатаны в либеральных журналах, либо распространялись в самиздате. Такова судьба Солженицына, Иосифа Бродского, Анатолия Кузнецова, Виктора Некрасова, Георгия Вадимова, Василия Аксенова, Андрея Синявского и многих менее известных писателей. Понятно, наша книга (да и любая другая!) очень бы выиграла, если в нее включить «Матренин двор» и «Случай на станции Кречетовка» Солженицына, «Артист миманса» Кузнецова, рассказы Аксенова. Но оттого что авторы этих произведений долгие годы находились в эмиграции (а Кузнецов там и погиб), к эмигрантской литературе названные рассказы никак не отнесешь.
То же самое можно сказать о произведениях таких авторов, как Борис Пастернак или Фазиль Искандер: сами они в эмиграции
