бы не проклятущая темнота!..
Снова шипение.
Зловещее, как щелчок взведенного курка.
А затем – негромкий стрекочущий звук. Как будто кто-то несколько раз резко встряхнул пустую, высохшую тыкву, внутри которой труха и семечки.
– Отпусти мою руку, – шепотом произнесла Регина, едва не касаясь губами уха Виира. – Ты делаешь мне больно.
Не замечая того, Хамерхаузен все крепче сжимал руку девушки.
– Извини. – Виир ослабил хватку.
– Почему мы стоим?
Хороший вопрос, твердь твою!
Хамерхаузен и сам не отказался бы узнать на него ответ.
– Тебе страшно?
С чего это она взяла?
Да что вообще себе позволяет эта рыжая!
Хочет сказать, что ей все абсолютно побоку: мрак, хищные звери, зловещее шипение?..
Усопье, суть его!
– Ты слышишь?
– Что?
– Шипение.
– Да.
Она произнесла это «да» таким обыденным тоном, как будто в доносящихся из темноты зловещих звуках не было ничего необычного. Как будто это были самые естественные ночные звуки вроде комариного писка.
– Тебе это не кажется… странным?
– Почему?
– Ну, не знаю…
Что рыжая по-настоящему умела, так это ставить своими вопросами собеседника в тупик. Как к глухой стенке для расстрела. Разве что только глаза не завязывала. Хотя какой смысл делать это в темноте?
– Ты знаешь, что это такое?
– Стать твою, – не сдержался Хамерхаузен, – откуда, по-твоему, я могу это знать? Ты думаешь, я каждое воскресенье выезжаю в Усопье на пикник?
– Не шуми, – строгим голосом осадила его Регина.
– Не доставай меня.
– Ты рамон или кто?
– У тебя есть причины для сомнений?
– Рамон не станет париться из-за ерунды.
– Из-за какой ерунды?
– Да из-за всякой.
– Послушай-ка, детка. – Хамерхаузен повернулся к Регине лицом, хотя в поглотившей их темноте лица девушки все равно не было видно. – Или ты перестаешь язвить по любому поводу, или…
– Я тебе не детка.
– Но ты и не рамон.
– Я спасла тебя от черного мешка со щупальцами.
– А я вытащил тебя из пасти плотоядного цветка.
Словесная перепалка не становилась менее яростной от того, что велась едва слышным полушепотом. Хотя со стороны это, наверное, выглядело забавно. Если б было кому смотреть.
– Разбежимся в разные стороны?
– Зачем?
– Посмотрим, кто доживет до рассвета.
– Ты чокнутая.
– Да. И что с того?
Хамерхаузену было что ответить, но прежде, чем он успел произнести хоть слово, что-то коснулось его плеча.
– Убери руку, – ненавидяще
