ет, снова подморозило, серебром легла изморозь на острые клювики травы, засверкали на солнце затянутые льдом лужи. Ничего, к полудню распогодится, вот и ветер уже меняется…
Следом за старухой быстрой и бесшумной тенью кралась трёхцветная полосатая кошечка. Маленькая совсем – котёнок-подросток, любопытный и бесстрашный. Изредка старуха бросала на питомицу снисходительный взгляд, обращалась к ней, что-то рассказывала. Чувствовалось – котейка единственная собеседница старухи вот уже долгое время, слишком привычным выглядел разговор старухи с четвероногой спутницей.
Возле развилки старуха остановилась. Задумчиво убрала под платок выбившуюся седую прядь, тяжело опустилась на поваленное дерево, прислонила к стволу клюку. Кошечка тут же привычно прыгнула к ней на колени, принялась ластиться, бодая хозяйку круглой головой.
– Вот тут и подождём, Маруська, хозяев твоих будущих, – поглаживая неловкими руками шелковистую шкурку, бормотала старуха. – Не хочется? Страшно? Понимаю… Мне тоже вовсе не хочется делать то, что должна, и тоже страшно. Очень страшно… – она потрепала кошечку по ушам, почесала шейку, улыбнулась. – А тебе, лапа, дом новый нужен, и он у тебя будет, обещаю. Никто тебя в нём не обидит, ладно жить станешь. Со мной остаться хочешь? – Старуха снова почесала ластящуюся кошечку за ухом. – Нельзя со мной. Я и сама не знаю, что дальше будет. Стара я, Маруська, очень стара, на твой век жизни моей всяко не хватит. А по лесу бродить беспризорницей я тебе не позволю… Ну… иди, пересядь на брёвнышко, дело делать буду. Пора.
Из многочисленных складок одежды старуха достала чёрную свечу, утвердила её в подмороженной земле, подпалила фитиль вспыхнувшей спичкой, зашептала что-то быстрой скороговоркой. Сухонькие пальцы сжали тонкую веточку, застыли в тревожном ожидании.
Вдалеке показалась машина. Старуха закрыла глаза, будто так ей было лучше видно, забормотала что-то ещё быстрее. По мере приближения автомобиля, её голос всё нарастал, неразборчивые слова, произносимые речитативом, слились воедино, превратившись в невнятный вибрирующий гул. Вот приблизилась машина, старуха замерла на миг, прервав странный ритуал, и резко преломила веточку, зажатую в пальцах.
Автомобиль, будто повинуясь неслышимому приказу, сбросил скорость, съехал на обочину, с треском расколотив хрупкую наледь, и застыл.
– Ну что, Маруська, – тяжело опираясь на руку, поднялась с бревна старуха, – Пришёл наш черёд. Мне некому сказать будет, а ты, лапа, запомни: по принуждению делаю это, не по собственной воле. Не по-людски это, преступление, но иначе нельзя. Да что я… перед животиной неразумной оправдываться надумала… – Она дошла до автомобиля, открыла пассажирскую дверь.
Водитель и его женщина сидели, уставившись в одну точку, и ни на что не реагировали. Казалось, мужчина за рулём всё ещё ведёт автомобиль, его взгляд упирается в серую ленту выщербленного асфальта. Женщина безучастно смотрит в окно, думает о чём-то.
Старуха протянула руки, повозилась с пряжками и замками, вытащила из автомобильного детского кресла ребёнка – двухлетнего мальчугана, с любопытством уставившегося на неё внимательными чёрными глазами.
– Ну, Макар? – старуха крепко прижала его к себе, – Кричать не будешь?
Мальчик молчал. Сопел сосредоточенно и молчал, но на всякий случай старуха тихонько подула ему в лицо. Мальчик улыбнулся и, сладко зевнув, заснул. Старуха захлопнула дверь автомобиля и торопливо двинулась в обратный путь. С ребёнком на руках, но уже без кошки, Маруська благополучно укрылась под водительским сиденьем.
Старуха уходила быстро и шла уже не по обочине, спешила к лесу. Кто знает, сколько продлятся чары – она не могла рисковать, для неё жизненно необходимо доставить этого ребёнка до места назначения.
Она была уже далеко и не слышала, как полетел по лесу отчаянный женский крик: «Макар!»…, но почувствовала что-то, остановилась на мгновенье, прислушалась.
– Прости, Макарушка, так надо… – и поспешно зашагала дальше, забираясь по одной ей известным тропам всё дальше в лес.
А мальчик на её руках спокойно спал, чему-то улыбаясь во сне.
1870 год
Асенька шла по мокрому чужому лесу. Она спешила. Добраться до искомого места нужно так, чтобы успеть вернуться домой до темноты, чуть сумерки – и заблудится она, собьётся с едва заметной, вьющейся среди деревьев тропки, чего доброго в трясину попадёт. Но возвращаться нельзя, дело, отправившее её в путь, не терпит отлагательств.
Пустой лес казался враждебным. Теснились тени, пугали звуки – Асенька то и дело останавливалась, крутила головой, беспокойно прислушиваясь. То сухая ветка хрустнет под ногой, и замирает девочка, колотится от страха сердечко. То птица вырвется из кустов – снова остановка. Страшно. Жутко, но… маменька больна и единственный шанс спасти её – обратиться к ведьме. Она поможет, о ней, живущей в глухом лесу, ходят легенды. Половина из
