чего мы в красное стрельцов одеваем? Чтоб крови не боялись!
Иван задумался о значении цвета, прищурил правый глаз и обнаружил, что все вокруг стало желтым.
«А! – мелькнуло в голове. – Это свет в басурманском стекле золотится!»
Но солнце уже ушло за Воробьевы горы, сирийские стекла были тусклыми, как всегда в это время и в этой части дворца. Иван открыл правый глаз и прикрыл левый. Вокруг кроваво покраснело. Резкий голос завопил: «Измена! Воры дерзают младенца известь!»
– Какого младенца? – ошарашенно спросил Иван.
– Федора Безгласного! – ответил голос.
– Стража! Стража! – закричал Иван, в ужасе тараща оба глаза.
На крик ввалился начальник Стременного полка стрелецкий голова Сидор Истомин, еще двое в красном и один в черном. Иван прищурил правый глаз, красные кафтаны утратили кровавый оттенок.
– Воры, – в изнеможении выдавил Иван.
– Вот, государь, поймали, – отрапортовал Истомин, вытаскивая из-за стрелецких спин мальчишку в черном подряснике.
Пойманный склонился до пола, потом сел на колени, но смотрел на царя спокойно, открыто. Клыков у него не было.
– Ты кто?
– Сретенского монастыря послушник Федор Смирной.
– Зачем здесь? – Иван не мог вспомнить, где видел этого белобрысого.
– Вели всем выйти, государь.
Иван оторопел, хотел кричать, но глянул на малого, как-то сразу затих и кивнул Истомину:
– Ступай, Сидор, да скажи там, что я жалую твой полк двумя бочками вина.
Начальник полка хотел предложить Ивану связать преступника, но осекся, подумал, что ничего страшного, парень хлипкий, и вышел без каблучного стука. Пара стрельцов протопала за ним…
Тут следует вернуться на три дня назад.
С утра 9 июня 1560 года царь Московский и всея Руси Иоанн Васильевич пребывал в переменчивом настроении. Странные, неуловимые сны его после пробуждения продолжились столь же неуловимыми, бессвязными рассуждениями. Но общая мысль их была одна: «Господи, за что?!»
Выходило так, что видения сна теперь повторялись навязчивыми словами, обрывками фраз.
При одевании в глазах царя стояли страшные картины несчастного паломничества 1553 года, в котором скончался маленький сын Дмитрий. Он четко и жутко видел тело ребенка на отмели проклятого Белого озера, кровавая пелена застилала глаза, потом она рассеивалась и проступало безразличное отражение в черной воде крестов Кириллова монастыря.
– За что?! Я же Тебе Казань взял! – крикнул Иван Богу и разорвал ворот рубашки. Спальник в ужасе отскочил в угол. Царь осел на кровать и закрыл глаза. И сразу полезли картины другого, прошлогоднего, паломничества, когда ни с того ни с сего прямо в монастырской церквушке подкосило царицу Настю. Она просто не смогла встать с колен.
– Вот и молись Тебе! – снова закричал Иван в пустоту, и вошедший для благословения духовник царя протопоп Сильвестр слился со стеной и заскользил к двери.
Завтрак, понятное дело, зарядили малым обычаем, но тут вдруг как-то бесчинно подскочил ключник царицы Анисим Петров и осмелился шептать царю на ухо. От этого сразу отпустило, Иван Васильевич посветлел и пробормотал в потолок:
– Вот за это спасибо!
А ключнику бросил: «Зови всех!»
Под «всеми» понимались отец Сильвестр и несколько ближних людей, завсегдатаев Большого дворца.
За столом государь объявил благую весть: Божьей милостью младший сын царя князь Федор Иоаннович обрел дар речи и вымолвил некое «слово». Это было чудесно, потому что малютка Федор выглядел нездоровым и за три года жизни не произнес даже «мама». Теперь появилась надежда на исправление малыша.
– Слышь, Анисим, так как он сказал? – лицо Ивана просто сияло.
Анисим, допущенный постоять при царском завтраке, снова склонился к высочайшему уху и выдохнул что-то короткое. Иван засмеялся.
Стали выпивать, закусывать, веселиться. Царь рассуждал вслух, что неплохо бы посетить какой-нибудь ближний монастырь. Потом предложил застольным боярам устроить смотр войск, отправляемых на Ливонскую границу. Бояре были не против. Один только Сильвестр начал ерзать, не донес кусок белуги куда следует.
Сильвестру остро не нравилась Ливонская война. Он полагал, что истребление христиан, хоть и католиков, менее угодно Богу, чем, например, освобождение Крыма от разбойничьих татарских поселений. Тем более не следовало напоминать Господу о кровавой войне среди молитв о благополучии маленького князя.
Но Ивана уже нельзя было отвратить
