он занял свое место, ибо закончились войны. Прямо стоит Победа, и крылья ее сияют. Милость обратила с небес свой взор на землю. Вместе с Правосудием Гармония, радостная защитница, простирает обе руки в объятиях и воссоздает мир. Ты, Юстиниан, император, возвышаешься меж ними, встаешь со своего высокого трона в своем триумфе и, как радостный победитель, даешь законы сломленным тиранам, ибо твои прославленные шаги ступают по этим царям и их пурпур ныне охотно служит римскому правлению. Под твоими ногами лежат поверженные враги, суровыми оковами связаны племена, руки их связаны веревками за их спинами крепкими узлами, а на их крепкие шеи в наказание возложены цепи5.
Если бы я имел сотню ртов, чтоб пропеть песни сотен сердец, мой дух все же был бы слаб, недостает мне таланта, потребного, чтобы воспеть все это, паря над опустошенными пространствами земли. Поэтому коснусь лишь главного, чему и надлежит величайшая хвала. Истомленная Африка разрушалась от великой опасности, ибо дикое бешенство было возжжено руками варваров, гордыми заговорами и сталью, огнем и людьми, во всех городах разоренной земли, и изо всех частей Африки уводились пленные. Не делалось никакого различия; никто не щадил пророка и не даровал изможденному преклонными летами положенного по обычаю погребения. Каждое тело лежало, пронзенное мечами, и никакому сыну не позволялось вложить тело своего убитого отца в уста земли или пролить надлежащие слезы на его раны. Когда убивали отца, захватывали мать и детей и овладевали их имуществом. Злая сила Марса царила надо всем, и святые мертвецы устилали опустошенную землю. Знатные и бедные – все были охвачены одним несчастьем. Горе звучало со всех сторон, ужас и печальный страх охватили всех людей, и вся земля была обращена в беспорядок страшными опасностями. Кто опишет слезы, разрушение, награбленную добычу, пожарища и убийства, предательство, стоны и мучения, узы и насилия; кто будет в силах исчислить достойные жалость бедствия? Африка, треть мира, погибала в пламени и дыму.
И тогда император в его благости, приняв к сердцу эти заботы, раздумывал, кого бы он хотел послать к нашим берегам как командующего военачальниками и главного вождя всей армии, ибо он стремился прекратить такое великое разрушение. Обдумав все, он выбрал Иоанна, который один сочетал в себе доблесть и рассудительность, казался вместе и храбрым, и мудрым. Его одного [император] счел способным дать отпор диким племенам и ревностно истребить их враждебные орды. Несомненно, [императора] прельстила слава [этого] человека, знаки его выдающихся достижений, победа, одержанная в трудной войне с гордым царством, – как он изгнал персов, каким смертоносным ударом сразил парфян, которые были уверены, что выстоят против него своей численностью и ливнем стрел. В те дни широкие поля Нисибиса были залиты кровью персов, и Набид, второй после парфянского царя, положившись на свою дикую храбрость, атаковал Иоанна, но, побеждая, потерял своих союзников. Тогда, обратившись в бегство, ведомый страхом, он едва успел затворить за собой
