самую душу Кондрата. Босая, она была одета в простенькую холстинную паневу.
– Слава богу! – ответила женщина на приветствие.
– Собака-то шибко злая у вас.
– Злая, – согласилась женщина. – А кабы не злая, зачем она нам нужна? Без такой нам тут не можно: лихих зверей много…
– Тут и живешь, женка? – кивнул Кондрат на избушку.
– Тут.
– Муж дома?
– Нет у меня мужа, – тихо ответила женщина.
– С кем же ты живешь? – расспрашивал Кондрат.
– С отцом. Он на добычу ушел.
– Ваш каюк-то, должно, на озере?
– Наш.
– Ну, девка, угнал я у твоего батьки каюк.
– Ничего… Озеро не велико, найдет батя каюк.
– Как тебя величают-то, девонька?
– Ольгой.
– Ну, Ольгушка, дай чего-нибудь попить. Во рту пересохло.
– Заходи в избу, браги дам.
Она говорила спокойно, без малейшего смущения и волнения.
В избе было бедно, но стены тщательно вымыты, выскоблены, земляной пол чист. Видать, Ольга хозяйственная, опрятная девушка. Это Кондрату понравилось.
Она подала на стол большой ковш браги и спросила:
– Может, поесть хочешь?
– Нет, Ольгушка, есть не хочу. Спасибо тебе.
Испив вкусной холодной браги, Булавин стал расспрашивать Ольгу о ее жизни в лесу.
. – Ничего, попривыкли, – вздохнула она.
Ольга едва помнила тот день, когда ее раскольничья семья ушла из Тамбова в придонские леса. Это было очень давно.
Семья, состоявшая, кроме нее, из деда с бабкой, отца с матерью и двух сестренок, с большими трудностями добралась сюда. Дорогой сестренки умерли. Отец с дедом построили здесь избушку, и зажила семья спокойно, ничем не тревожимая. Мужики охотились, ловили рыбу. Раза два в год они уходили в ближайший город. Продавали там шкуры убитых зверей, лебяжий пух, закупали необходимое. Но потом навалились несчастья одно за другим. Деда однажды на охоте разорвал медведь. Бабка, не перенеся его смерти, умерла вскоре. А прошлый год умерла и мать.
– Вот их могилки, – с грустью указала Ольга на три креста за окном.
– Небось, Ольгушка, – спросил сочувственно Кондрат, – скучно тебе жить в лесу-то?
– Какая же тут жизнь с волками да с медведями? – огорченно воскликнула она и снова тоскливо вздохнула. – Отец целыми днями за добычей ходит, а я тут одна да одна… Живого человека не вижу, не с кем слова промолвить… Истосковалась…
Глаза ее повлажнели, губы задрожали, и казалось, она сейчас горько заплачет.
– Свет не мил… – прошептала она и отвернулась.
Кондрату стало жалко ее. Вздохнув, он ласково сказал:
– Замуж бы тебе надо, Ольгушка.
Лицо Ольги густо порозовело. Она смущенно потупила
