style="font-size:15px;"> – А не врешь? – усмехнулся Петр. – По глазам вижу, что врешь.
– Ну, может, и не десятерых, – избегая взгляда царя, сказал Меншиков, – а вот пятерых наверняка…
– И это врешь, – смеялся Петр.
– Мин херц, ей-богу, троих зарубил!
– Вот это похоже на правду…
Нартов подал шпагу. Царь посмотрел на нее и сказал:
– Нет, никак не годятся эти железки для боя, надобен палаш.
Рассматривая свою шпагу, Петр увидел на ней кровь.
– Откуда сия кровь? – изумился он.
– Разве ты забыл, как вот этого шведа ею сразил? – сказал Меншиков. – Я своими глазами видал. Неужто забыл?
Петр посмотрел на труп солдата и вспомнил, что действительно в пылу схватки заколол шведа.
– Запамятовал было, – усмехнулся он и снова взглянул на шпагу. – Вражья кровь… Обо что бы вытереть?
Александр Данилович выхватил из рук Петра шпагу и вытер о свой роскошный плащ.
– Алексашка!.. Черт!.. – выругался Петр. – Зачем пачкаешь плащ? Сколько мне говорить, чтоб берег добро!
– Есть о чем толковать, – беспечно возразил Александр Данилович. – Головы своей не жалеешь, а плаща моего жалко… – Потом серьезно сказал: – Государь, богом тебя молю, не лезь, куда тебе не полагается.
Петр нахмурился:
– Ты опять свое?
Но Меншиков перебил его:
– Не серчай, Петр Алексеевич, послушай меня, – вкрадчивым голосом заговорил он. – Наше дело, твоих слуг, с врагами рубиться, а тебе, государю, не пристало этим делом заниматься. Твое дело управлять государством… Не гневайся, государь, но ведь ежели бы не тот казак в голубом кафтане, что сковырнул шведа, то был бы ты уж ныне в гостях у господа бога в раю… А что тогда стало бы с нами, твоими холопами? Держава наша великая в упадок пришла б, опять бы бояре со стрельцами верх забрали. Пропали б тогда все твои кораблики и заводы. Опять швед Ингрию да Эстляндию захватил бы…
Меншиков говорил искренне и убедительно, у него от умиления даже слезы на глазах показались. Петр внимательно слушал своего любимца, бросая на него взгляды из-под густых бровей. Перекинувшись с седла, он порывисто обнял его, сжал в объятиях так, что у Александра Даниловича косточки хрустнули.
– Вот за то я тебя, Данилыч, и люблю, что зело предан мне. Правду говоришь, но что поделать, солдат ведь я. Не могу стерпеть. Рука чешется врага сразить. А что касаемо смерти, то неведомо, где она застигнет. На поле брани за отчизну свою – честь и слава умереть, а вот так, как сокольничий Засекин свиным ухом подавился, – такой поганой смертью я б не желал умирать…
Царь на мгновение задумался и тихо добавил:
– Я никому не советую и не приказываю гнаться за опасностью, но не служить родине, не отдать за нее жизнь, ежели потребуется, стыдно… Разыщи и позови-ка, Данилыч, того казака-храбреца, что меня от смерти спас…
Григорий Банников,
