за богатство и бедность, успех и неудачи, здоровье и болезни. Это также легитимизирует идею, что структурных проблем нет, а есть только психологический дефицит, что, по сути, общества как такового нет, а есть только индивиды, если воспользоваться фразой Маргарет Тэтчер, вдохновленной Фридрихом Хайеком. Понятие счастья, формируемое и насаждаемое обществу работами ученых и экспертов по счастью, зачастую не более чем обслуживает те ценности, которые стали причиной радикальной революции мира, сформулированной чикагскими и другими неолиберальными экономистами, убеждавшими нас с 1950-х годов в том, что индивидуальный поиск счастья – наиболее целесообразная и единственная альтернатива поиску коллективного блага. Это отметила сама Тэтчер в интервью для «Сандей Таймс» в 1981 году: «Что меня раздражает в любой политике за последние тридцать лет, так это то, что она всегда была направлена на коллективистский тип общества. Об индивидуалистическом обществе забыли. […] Изменение экономики является средством изменения этого подхода. […] Экономика – это метод; цель – изменить сердце и душу»5. В ответ на это мы заявляем, что погоня за счастьем, изобретенная учеными, изучающими счастье, не представляет собой непреложное и высшее благо, к которому необходимо стремиться, но олицетворяет собой победу индивидуалистического общества (терапевтического, индивидуалистского, атомизированного) над коллективистским.
Третий вопрос можно назвать феноменологическим. Он связан с тем, что слишком часто наука о счастье не только не приносит результатов, но и порождает множество неподтвержденных, нежелательных и парадоксальных последствий. Конечно, наука о счастье выстраивает свое понимание благополучия и личного успеха на тех же терапевтических нарративах дефицита, неаутентичности и нереализации, для которых она обещает найти решения. Счастье определяется как жизненно важная, хотя и меняющаяся цель без четкого конца, и это порождает новое разнообразие «искателей счастья» и «счастьехондриков», зацикленных на внутреннем «я», постоянно занятых исправлением собственных психологических недостатков, личностной трансформацией и совершенствованием. Хотя это и превращает счастье в идеальный товар для рынка, который процветает за счет нормализации нашей одержимости психическим и физическим здоровьем, подобная одержимость может легко обернуться против тех же самых людей, которые возлагают надежды на многочисленные виды продуктов, услуг и терапий счастья, предлагаемых учеными, профессионалами и так называемыми экспертами по благосостоянию.
Наконец, четвертый вопрос носит моральный характер и связан со взаимоотношением между счастьем и страданием. Отождествляя счастье и позитивный настрой с продуктивностью, функциональностью, ценными качествами и даже нормой, а несчастье – с полной противоположностью, наука о счастье ставит нас перед выбором между страданием и благополучием. Это предполагает, будто каждый волен выбирать положительные или негативные чувства,
