в круге, вжимая в плотную невидимую стену и будто бы проверяя. Мистический фейс-контроль закончился так же внезапно, как и начался, когда ментальное слилось с реальным.
Снова, как и на крыше во время боя с Ильей, я видела оба плана. Мы-сущности и мы-люди, объединенные одним костром. Что ж, не зря Яблонев не хотел ничего рассказывать – передать такое словами невозможно. Я даже не пыталась понять, как, существуя лишь физически, огонь находился в ментальном, более того, ощущался мной-догом вполне реальным, а не какой-нибудь проекцией.
Влад достал из-под куртки странно изогнутую ветку, и я, прежде не претендующая на звание знатока деревьев и не способная отличить дуб от каштана в темноте, почему-то точно знала, что это осина. Слово высветилось в голове, как номер поезда на электронном табло вокзала.
Ощущение правильности происходящего усмирило волнение, Яблонев сделал глубокий вздох, подавая пример, и медленно опустил мою ладонь на сухую и шершавую древесину. Представляя, что придется держаться за разные концы палки, я, как всегда, упустила какой-то винтик логики практикующих, потому что наши руки плотно соприкасались ровно в центре, одинаково сжимая прут.
– Смотри на костер, думай о том, что должно в нем сгореть, – еле слышно проинструктировал Влад. – Не задумывайся слишком сильно, не копай глубоко. Выкидывай то, что мешает, и не спеши, никто не торопит.
Угукнув, я нехотя отвела взгляд от своего темного, позволяя опустить прут вниз на вытянутых руках. Вглядываясь в пламя, я недовольно отмела саму собой заигравшую в голове песню про изгиб гитары желтой. То же мне, нашла время.
Влад снова сделал глубокий вздох, и я повторила за ним, следя за сражением желтых, оранжевых, рыжих и красноватых языков пламени. Сосредоточиться. Думать. Выгнать прочь.
К счастью, своего главного врага я знала по имени. Страх не справиться.
Я не боялась Игната, того, что он может сделать, или что произойдет дальше. Главный, острый и самый болезненный кошмар, каким оплела меня паутина Ильи – боязнь подвести других. Что, если не хватит сил, умений, опыта, да чего угодно еще, и моя слабость окажется роковой для кого-либо из близких? Если одна ошибка будет стоить невосполнимо много?
От пугающих предположений и пессимистичных картин в голове отвлекло странное ощущение в держащейся за «громоотвод» руке. Температура моего тела отличается от общечеловеческого стандарта, совсем рядом костер, и все же это не помешало понять, что на моих стискивающих палку пальцах можно жарить сосиски. Кожа ладони гудела, кисть налилась прежде незнакомой тяжестью, все вокруг исчезло в хлынувшей бурным потоком реке памяти.
У каждого в жизни есть моменты, о которых стыдно вспоминать, независимо от возраста. Глупые ошибки, неправильно понятые ситуации, выходившее боком притворство, откровенно неудавшееся и раскрытое вранье… На быстрой перемотке я просмотрела всю личную галерею позора.
Влад
