уже садилось, так что разлавливать новое место не было никакого смысла. По террасе криво сползшей земли я поднялся на самый верх берега и здесь, все еще поглядывая на яхту, смотал лески и сложил телескопы удилищ.
Из всех классов парусных яхт я помнил лишь то, что бывают «Летучий голландец» и «Солинг». В парусах разбирался тоже не лучше. Видел только, что здесь их на мачте два: передний поменьше, стаксель, и задний, побольше, грот. Да и мачта отсюда казалась не такой уж высокой. Но, впрочем, немаленькой – верхушку ее все еще освещало упавшее за лес солнце.
– Тут рядом живут? – вдруг послышался голос.
Я вздрогнул. Он стоял рядом и смотрел поверх моей головы вдоль берега.
– Нет, – сказал я, удивившись не столько незаметному появлению его рядом, сколько сдавленности своего голоса. – Тут никто не живет. Это остров.
– Понятно. А чьи коровы? – он продолжал смотреть на узкий песчаный пляж, ниже по течению, на который пугливой цепью выходило небольшое стадо коров. Возглавлял его бык. Бык, больше похожий на овцебыка.
– Эти? Эти-то?.. – повернулся я. – Дикие. Эти дикие. Это мустанги.
– То есть, как мустанги? Что, нет хозяев? – голос его, хотя и несколько оживился, все равно оставался каким-то странно сухим, лишенным обертонов и высоких частот.
– Нет-нет, хозяева есть. Есть-есть, – быстро произнес я и, к стыду своему, обнаружил в собственном голосе избыток высоких частот. И вдруг почему-то начал рассказывать. Про то, что на острове разместилась половина ландшафтов мира, исключая лишь тундру и скалистые горы. Про Тропические озера, потому и тропические, что все лето в глубине острове стоит тропическая жара и травы в рост человека. Про телят, которых прежде колхоз привозил на остров весной, а увозил осенью…
– Крадут? – резко перебил он, убив мое красноречие.
– Чего?
– Коров?
– Кто?
– Скажем, речники…
– Речников бы догнали и потопили.
– Кто бы это?
– Хозяева.
– А кто хозяева?
– Колхозники. Браконьеры, то есть. Бывшие колхозники. Зимой приезжают по льду и часть стада отстреливают на мясо….
– Хорошо, – сказал он и, перестав смотреть на коров, стал смотреть на меня.
Извинившись, я собрал вещи и сказал, что должен идти. И, правда, уже темнело.
– Погодите, – сухо произнес он. – Поговорим.
Странно прозвучало это «поговорим». Еще сильнее захотелось уйти, и сразу подальше.
– Я понял, вы здесь один, – медленно произнес он. Потом посмотрел на реку и добавил туда же: – Значит, камня, вы говорите, нет. А лопата?
На синем ультрамариновом сегменте востока уже проступили звезды. Высокий инверсионный след пролетевшего самолета подсвечивался ушедшим за горизонт солнцем и розовел, как молодой шрам. Все остальное небо занимала голова человека.
Он наступил
