год лечился. Вот поэтому, чтобы они ни сделали, но четыре секунды… четыре секунды мы будем рядом. Извини, я не отцеплюсь. Попроси, пусть они уйдут.
Время замедлилось и остановилось. Горло высохло, как такыр.
«Видите?», отцепившись взглядом от Баси, я стал смотреть на других и уже не столько словами, сколько прищуренными против света глазами попытался внушить Бурлаку и Грузину: «Этого он уже сдал. Сдаст и вас…»
– Уходим отсюда, положи автомат на землю, – приказал он Грузину, а когда тот нехотя подчинился, повернулся к другому: – Ты тоже.
Бурлак достал из пояса свою пушку, но не бросил на землю, а коротким движеньем запястья зашвырнул в яму.
– Свет, – потребовал я от Бурлака. – Свет направь на него. На него! Эй, ты сам-то, чего там у тебя есть!
Облитый весь белым светом и жмурясь, он выпустил из руки мой фонарик и развел руки в сторону, мол, пустой.
– Уходите по свету. Ну!
Когда треск кустов затих, и в луче фонарного света, в этой странной и неестественной черно-белой щётке теней, постепенно исчезло всякое шевеление, мне уже не составило большого труда втолковать Басе, что сейчас я от него отцеплюсь, и он должен уходить быстро-быстро и не оглядываться.
– Ну, давай. Ну, не бойся. На раз-два-три. Три!
Бася бросился прочь и сразу чуть не упал, зацепившись за ремень автомата. Испуганно оглянулся. Рука моя дернулась, пальцы еще сильнее, до хруста, сжали скобу запала, казалось, вминая металл в металл. Бася томно закрыл глаза, потом, как невыносимую мерзость, скинул ремень с ноги и, так и не разогнувшись, тараном вломился в ближайший куст.
На моей самодельной, ежегодно обновляемой карте остров имел теперь форму зуба – с двумя четко выраженными корнями. Слева, с запада, «зуб» омывала Старая Волга, обмелевшая и спокойная, справа – быстрая бурливая Воложка, по которой в этом году проложили фарватер.
Лагерь мой находился на берегу Воложки еще с той поры, когда вся она была небольшой протокой, тихой и поэтичной, чем-то напоминающей реки Пришвина и Паустовского. Да и остров тогда не напоминал зуб. Это сейчас в его верхней части, представляющей собой холм, покрытый кривыми соснами, даже образовалась большая бухта, за высокие глинистые обрывы и обилье коряг обозначенная на карте как «бухта Кариес». Впрочем, если совсем уж честно, место было отличное, клёвое (в изначальном значении), идеальное для ночевки (наверху никаких комаров), жаль, пришлось его уступить двум веселым семейным парам из Волгограда, что повадились проводить на острове выходные. Но сегодня еще был четверг.
В нижней части весь остров быстро сходил на нет, оба корня его заканчивались длинными песчаными пляжами. Образованный между ними залив назывался «затон», а затон браконьеры называли Халтуринским. Почему – неизвестно. Может, здесь утонул какой-то Халтурин, или просто название получилось
