Он, судя по форменной одежде – студент университета; она, невестинского возраста, из благородной семьи. Между молодыми людьми происходила ссора. Он громко жестикулировал и доказывал, с его же слов, непреложную истину. Девица молчала. Сергей сбавил шаг и прислушался к монологу студента:
– Сытые и довольные предлагаете просветительство. Но откуда тебе, дворянке, дочке высшего чиновника, знать, что нужно простому народу? Хождение в него уже пройденный этап и сей путь тупиковый.
– Отнимать жизнь у человека не по-христиански, то есть великий грех, – пропищала девица.
– А если эта жизнь мешает жить другим, если человек заслуживает казни. Мне надоело слушать твои нравоучения, прощай!
– Кирилл, постой, ты опять торопишься!
Но студент махнул рукой, перешел на другую сторону и зашагал так быстро, что казалось, из-под каблуков вот-вот полетят искры. Девица остановилась и, видимо, намеревалась заплакать. Сергей взял ее за локоть, отчего она вздрогнула, но, увидев военную форму, плакать передумала. Следующим движением она развернулась к Сергею лицом и посмотрела на него своими синими глазами. Внутри Очкасова что-то взорвалось. Он считал себя человеком серьезным, неподверженным лирике и прочей душевной ерунде.
– Просто не сдержался, а так Кирилл добрый и отзывчивый, – пропищал тонкий голосок в оправдание недавнего собеседника.
– Как к вам обращаться, сударыня, – первое, о чем спросил Сергей.
– Меня зовут Таисия, но друзья называют Тая. Удобно, верно?
Сергей посчитал сокращение имени фамильярностью и обратился как положено:
– К сожалению, Таисия, проводить вас до дома не временем. Но посадить на извозчика, время позволяет.
– Буду вам признательна…
– Считаю возможным предложить вам встречу со мной, положим, в следующее воскресенье на этом же месте в дополуденное время.
– Я согласна, я приду к одиннадцати часам.
В этот момент мимо проезжал извозчик, и Очкасов его остановил:
– Любезный, довезешь девушку туда, куда она скажет и, смотри, без лихачества, – Сергей вложил в руку извозчика деньги.
– Буду ждать в одиннадцать часов в следующее воскресенье, – выдал на прощание Сергей, еще не понимая, откуда взялась такая настойчивость.
Он усадил Таисию в коляску и, наклонившись, прислонился губами к ее руке.
На построение Сергей опоздал и, получив положенное за проступок, начал готовиться к отбою. Лежа на койке, снова проиграл в голове знакомство с Таисией. Его волновало, как он выглядел в глазах девицы. Во время занятий и после них он обдумывал куда пригласить Таисию. Надо, чтобы ей не было скучно, и самому не выглядеть занудой. Каждый раз после отбоя он долго не мог заснуть, таращился на сумерки за окнами и проигрывал детали будущей встречи.
Выбранный им партикулярный костюм состоял из темно-серого сюртука в мелкую полоску, такой же жилетки, черных брюк и серой сорочки со стоячим воротником. Он примерял котелки отца, их было целых три, но оказалось, что такой головной убор не по возрасту.
Таисия выпорхнула из пролетки, будто бабочка. С лучезарной улыбкой подошла к Сергею и сделала невыразительный книксен. Сергей склонил голову и, взяв руку Таисии, припал к ней губами.
– Предлагаю посетить Русский музей, точнее картинную галерею. Могу рассказать про картину Брюллова «Последний день Помпеи», про художника Ге с его «Тайной вечерей» и, конечно, восхититься «Девятым валом» Айвазовского.
– Честно скажу, в живописи смыслю мало. У меня имеется встречное предложение. В комнате Кирилла, дом находится здесь недалеко, объявлены посиделки. Придут очень милые люди.
– Слово какое «посиделки». Чем занимаются на таких встречах?
– Вы, Сергей, будто с луны свалились! Чай пьем, болтаем.
– У меня еще один вопрос к вам, Таисия. Вы разве помирились с Кириллом?
– Уже давно. Он просто вспыльчивый, а так очень добрый.
– Мы что-нибудь должны принести на эти посиделки?
– Совсем необязательно.
В голове Сергея засел вопрос – зачем она пришла к нему на свидание, ежели уже помирилась с Кириллом? Могла бы приехать и сообщить, что у нее изменились планы, или вообще не приходить на свидание.
То, что Очкасов увидел в комнате Кирилла, удивило его сильнее, чем декорации к пьесе «На дне» Горького. В помещении, очень малой по площади, уместилось человек десять. Посередине стоял круглый стол, на нем самовар, три немытых чашки и треснутый бокал. Видимо другой посуды в доме не водилось. Присутствующие были примерно одного возраста, но весьма разные по своему социальному
