вернула головы; Бихтер повернулась спиной к берегу, её серьёзное, тревожное лицо под белой вуалью осталось совершенно равнодушным, а взгляд был устремлён на паром, выпускавший дым на берег азиатской части города; и только их мать обратила полный глубокой неопределённости взгляд подведённых сурьмой глаз из-под выкрашенных в светлый цвет волос и не осталась абсолютно равнодушной к лодке из красного дерева, её укоризненный взгляд таил в себе благодарность.
Как только расстояние между ними немного увеличилось, равнодушная, серьёзная поза трёх женщин вдруг изменилась. Сначала сорокапятилетняя мать, возраст которой ещё не сумел уничтожить мечту о молодости, привыкшая относить на свой счёт улыбки на променадах, сказала:
– Этот Аднан Бей… Уже стало традицией, что мы встретимся каждый раз. Сегодня его не было в Календере, верно, Бихтер?
Бихтер оставила без ответа слова матери, которые под видом жалобы не могли в достаточной степени скрыть тайное удовлетворение. Пейкер сказала, не давая прямого ответа:
– Сегодня и детей с ним не было; какие красивые дети, верно, мама? Особенно сын! Этот взгляд раскосых глаз…
Бихтер, не наклоняясь, спросила кончиками губ:
– Мама, Вы были знакомы с их матерью? Девочка, должно быть, пошла в мать…
Фирдевс Ханым посмотрела на Бихтер тусклым взглядом, будто не поняла её вопроса, затем повернула голову, поискала уже пропавшую из вида лодку, снова посмотрела на Бихтер и, следуя ходу мыслей у себя в голове, сказала:
– Какой у него странный взгляд. Настойчивый взгляд! Когда бы я не посмотрела…
Фирдевс Ханым остановилась, не закончив фразу. Наверное, она собиралась сказать: «Он смотрит на меня», но с достоинством матери, которое не могло совсем угаснуть, увидела необходимость соблюдения небольшой предосторожности по отношению к дочерям и сказала: «Он смотрит сюда».
Осторожность матери в выборе выражения не смогла уклониться от внимательных взглядов Бихтер и Пейкер, которые улыбнулись, понимающе переглянулись, а Пейкер не постеснялась чётко объяснить значение этой улыбки и сказала:
– Да, он не сводит глаз с Бихтер.
Чтобы увидеть воздействие этой фразы, дочери посмотрели на мать; та посмотрела вдаль, чтобы не отвечать.
Фирдевс Ханым уже тридцать лет – с пятнадцати до сорока пяти – играла самую большую роль в особой известности команды Мелих Бея и являлась одним из самых известных символов всех променадов. Эта женщина не смогла стереть своё имя из календаря прогулочной жизни города, и, казалось, пока не сможет этого сделать, с каждым годом всё больше цеплялась за молодость, красила волосы в светлый цвет, чтобы скрыть седину, обильно покрывала лицо пудрой, чтобы скрыть недостаток свежести и настолько обманывала себя в этой иллюзии, что забывала о возрасте Пейкер и Бихтер – одной двадцать пять, другой двадцать два – и считала их детьми, которые не сумеют понять все эти улыбки и наблюдения.
Бесконечные насмешки и война матери и двух дочерей повторялись почти каждый день, хотя и не были до конца ясны; толковое слово Пейкер, безжалостная улыбка Бихтер как будто ударяли по измотанной, постаревшей сорокапятилетней матери, которая всё ещё хотела оставаться молодой.
Когда коварное слово или безжалостная улыбка с ужасным насмешливым свистом кричали ей о возрасте, она с болезненным выражением на губах рассеянно смотрела на Бихтер и Пейкер, с лёгкой дрожью отводила глаза от этой реальности и опять возвращалась к обманчивому удовольствию иллюзии молодости.
Уже четыре месяца ей не давала покоя тревожная мысль: через некоторое время Пейкер сделает её бабушкой. После того, как она узнала об этом, статус бабушки начал ужасно мучать её. «Невозможно!» – говорила она себе, словно желая избавиться от этой мысли.
Бабушка!
Женщины в команде Мелих Бея даже матерями становились с трудом, поэтому стать бабушкой для неё было подобно падению, стыду. Она уже сейчас думала, как с этим бороться и хотела изобрести что-то от статуса бабушки после того, как нашла восстанавливающие средства для седых волос и стареющего лица. Найти то, что позволит ей скрыть упоение от удовольствия иллюзией молодости: ребёнок будет называть мать старшей сестрой, а её – матерью.
Неужели судьба приготовила для неё унижение стать таким странным исключением из правил в команде Мелих Бея? Это событие пугало, подобно грязному пятну до конца жизни, и открыто превращало её во врага Пейкер, как существа, которое сделает из неё бабушку.
После фразы Пейкер все в лодке замолчали. Казалось, про Аднан Бея совсем забыли.
***
Команда Мелих Бея! Определение значения этой команды в жизни Стамбула не может опираться на жёсткие правила. Полвека назад подозрительно и неопределёно было сущестование семьи, которая не имела достаточно
