внимание и свои слова на вопросах, как страхование церковного имущества, уравнение епископских окладов», т. е. чтобы во время прений по смете Синода говорить о смете Синода. «Хочется говорить, хочется кричать, что церковь в опасности и что в опасности государство». Опасность, по мнению оратора, создавал Распутин, «загадочная трагикомическая фигура – точно выходец с того света или пережиток темноты веков, странная фигура в освещении XX столетия». «Вдумайтесь только, – говорил Гучков, – кто же хозяйничает на верхах, кто вертит ту ось, которая тащит за собой (Марков-второй, с места: это бабьи сплетни) и смену направлений, и смену лиц, падение одних, возвышение других? Если бы мы имели перед собою (Марков-второй, с места: митинговая речь) одинокое явление» и т. д. Всего нелепее в речи были постоянные намеки на «антрепренеров старца», которые «суфлируют ему то, что он шепчет дальше». Гучков не переставал повторять, что говорит известные всем вещи, хотя, наоборот, это его речь оказалась откровением. Под конец он все же вспомнил о Синоде и заодно разгромил и его обер-прокурора Саблера за бездействие. Марков-второй логично крикнул во время этой речи, что известный этический минимум обязателен и для членов Государственной думы[55].
Тем не менее Гучкову поверили. Ольденбург считает Гучкова «одним из главных творцов», «если не главным»[56], бредовой распутинской легенды, приписавшей «старцу» «и смену направления, и смену лиц, падение одних, возвышение других»[57]. На самом деле речь Гучкова, как и вся его пропаганда против Распутина, как и все последующие подвиги гениального октябриста вроде вымогательства у Государя отречения от престола, стремились к одной очевидной цели – оттолкнуть от Государя возможно больше монархистов. Один из них (Шульгин) потом так и сказал: «Есть страшный червь, который точит, словно шашель, ствол России. Уже всю сердцевину изъел, быть может, уже и нет ствола, а только одна трехсотлетняя кора еще держится…
И тут лекарства нет…
Здесь нельзя бороться… Это то, что убивает…
Имя этому смертельному: Распутин!!!»[58]
«Распутинская легенда, – говорит Ольденбург, – оказывала на людей парализующее влияние. Те, кто попадал под ее власть, начинали сомневаться в побуждениях Государя, ловили в Его словах отголоски чужих влияний и неожиданно перечили Его воле, подозревая, что за нею стоит Распутин»[59].
Государь назвал речь Гучкова о Распутине «отвратительной»[60] и однажды просил военного министра передать Гучкову, что Он его считает подлецом[61]. «Вот тут, на этом, я считаю, произошел окончательный разрыв, окончательно потеряли ко мне всякое доброе чувство, а мне даже передавали, что государыня сказала: «Гучкова мало повесить»[62]».
Но чтобы монархисты от престола не просто отошли, а отскочили, Гучков обвинил правительство еще и в измене. «Измена… – писал
Гучков А. И. «Корабль потерял свой курс», с. 9–11.
Ольденбург С. С. Указ. соч., с. 536.
Там же, с. 425.
Шульгин В. В. Дни. 1920. – М.: Современник, 1989, с. 133. А ведь тот же Шульгин утверждает, что сказал Пуришкевичу: «Он просто молится за наследника. На назначения министров он не влияет. Он хитрый мужик…» (Там же, с. 153). Милюков говорил: «…для меня Распутин – не самый главный государственный вопрос… я буду говорить о вопросах более важных» (Мельгунов С. П. Указ. соч… с. 69).
Ольденбург С. С. Указ. соч., с. 538.
Там же, с. 426.
Катков Г. М. Указ. соч., с. 334–335.
Гучков А. И. Александр Иванович Гучков рассказывает…, с. 87.
