человек, но он остаётся в тени, пропуская нас в тёмное душное помещение.
Ритм пульса в моих жилах бешеный. Сигнал опасности на максимум. Я потрясена происходящим до такой степени, что у меня ноги подкашиваются. Волоски все на теле дыбом встают.
Я могла бы ему сейчас сказать, кто я и кто мой отец. Уверена, Шторм бы меня отпустил сразу же. Но… куда он пойдёт? Что будет делать? Где мы с отцом потом будем искать его?
– Пригнись, – командует Шторм, продолжая крепко удерживать меня за руку.
Он зажигает фонарик и светит перед собой. Вдоль стены видны несколько идущих параллельно толстых труб. Они уходят в стену, но возле них есть проход. Ну как проход… Скорее шахта. Пригнуться надо, и тогда получится протиснуться.
– Я туда не полезу, – упираюсь, пытаясь высвободить запястье.
– Темноты, что ли, боишься? – спрашивает с сарказмом.
– Вообще-то да, – отвечаю серьёзно. – И замкнутого пространства тоже.
И не просто боюсь, а до паники. Я и сейчас сплю с ночником, а уж в детстве, помню, до истерики доходило, когда нужно было ночью в туалет встать и идти самой по темноте. Поэтому у нас в доме всегда ночные лампы в коридоре горели.
– Не бойся, детка, ты со мной, – Руслан иронично выгибает бровь, а потом тащит в эту жуткую тёмную нору. – Тем более у нас есть фонарик.
Я предполагала, что он может быть засранцем, но, признаться, не думала, что таким.
Пока мы пробираемся в этой шахте, я считаю шаги, чтобы хоть как-то отвлечься от грохочущего пульса и нарастающей паники. Уже не только Шторм крепко сжимает мою руку, но и я вцепляюсь в его. Кажется, что воздух вот-вот закончится, и я попросту задохнусь.
– Долго ещё? – шепчу, ощущая, как под волосами выступает испарина.
– Нет, – негромко отвечает.
– А что ты дальше со мной собираешься делать? Кино насмотрелся и думаешь обменять на вертолёт и сто тысяч долларов?
Шторм негромко смеётся. Надо же, в такой ситуации он ещё и смеётся!
– Могу отпустить. Хочешь?
– Правда?
– Да. Но только здесь и сейчас. Потом – нет.
По рукам мурашки бегут, стоит представить, что он тут сейчас бросит меня. И даже если найдут скоро, я быстрее с ума сойду. Тут же сыро, темно, душно и, думаю, крысы водятся.
О господи, ну зачем я об этом подумала?
– Нет-нет, тут не надо.
– Я так и думал, – снова ржёт, и мне хочется его стукнуть.
Вообще, ситуация странная. Он – беглый заключённый, преступник для всех, насильник, хотя его вина ещё не доказана. Но обществу ведь не всегда нужны доказательства. Хватит и громких фраз и лозунгов, чтобы человека на всю жизнь заклеймить.
А ещё он взял меня в заложницы при побеге и тащит по какой-то шахте. Но при этом мы беседуем и смеёмся.
Что может быть ещё более
